Цитаты из фильма Служебный роман (70 цитат)
Легендарный фильм Служебный роман, наверняка надолго осел в нашем менталитете. Казалось бы , просто история об отношениях внутри одного предприятия, что могло сделать этот фильм настолько популярным? Ответ, на самом деле, очень прост — это игра актёров и шикарный сценарий. Сколько крылатых фраз вышло в мир именно из этого фильма. Все мы любим и недолюбливаем того или иного персонажа, однако используем фразы, любого из них. В данном разделе собраны цитаты из фильма Служебный роман.
Вот смотрю я на вас, Верочка, и думаю: будь я полегкомысленнее, я бы… ух!!!
Лично я хожу на службу только потому, что она меня облагораживает.
У меня такая безупречная репутация, что меня уже давно пора скомпрометировать.
Вставайте же, наконец! И… идите… занимайтесь… чем там?.. делами!
Если бы не было статистики, мы бы даже не подозревали о том, как хорошо мы работаем.
Дороже вас у меня вот уже несколько дней никого нет…
Просто вы заплакали — и как будто вы нормальная…
Где вы набрались этой пошлости? Вы же виляете бёдрами, как непристойная женщина!
Без статистики вообще не жизнь… а каторга какая-то…
Пенсия на горизонте — и она туда же! Просто сексуальная революция!
Вы обращали внимание, что у нас происходят перебои с теми или иными товарами? Это происходит оттого, что те или иные товары не запланированы такими ротозеями, как вы. Извольте переделать.
Симпатичная, но, к сожалению, активная. Когда-то ее выдвинули на общественную работу и с тех пор никак не могут задвинуть обратно.
где вы набрались этой пошлости? Вы же виляете бёдрами, как непристойная женщина!
Статистика — это наука, она не терпит приблизительности…
— Плохо учились в школе? Я так и знала, что вы — бывший двоечник! — Оставим в покое моё тёмное прошлое.
Пенсия на горизонте — и она туда же! Просто сексуальная революция!
Она знает дело, которым руководит. Так тоже бывает.
— Люди, сдаём по пятьдесят копеек. У Маши Селезневой пополнение семейства! — Лично я здесь не при чем!
А это Шура — симпатичная, но, к сожалению, активная. Когда-то её выдвинули на общественную работу и с тех пор никак не могут задвинуть обратно.
Мы называем её «наша мымра». Конечно, за глаза.
Мы Вас любим. Где-то в глубине души, где-то очень глубоко.
Мы называем её «наша мымра». Конечно, за глаза.
А это Шура — симпатичная, но, к сожалению, активная. Когда-то её выдвинули на общественную работу и с тех пор никак не могут задвинуть обратно.
— Ничего не скажешь, вы настоящий современный мужчина! — Какое вы право имеете меня так оскорблять?!
Если бы не было статистики, мы бы даже не подозревали о том, как хорошо мы работаем.
Она в принципе не знает, что на свете бывают дети. Она уверена, что они появляются на свет взрослыми, согласно штатному расписанию, с должностью и окладом.
— Представляете, Бубликов умер! — Почему умер? Я не отдавала такого распоряжения… Как умер?
А мужчины там будут?
Угадай, что я сейчас курю? Мальборо. Новый зам с барского плеча целый блок кинул. Заводит дружбу с секретаршей. Сейчас он у Старухи сидит.
— Ты же умница. — Когда женщине говорят, что она умница, это означает, что она — круглая дура?
Ну, всё, Новосельцев, Ваше дело труба.
Разрешите вам вручить сувернир из Швейцарии. Вот в этой ручке восемь цветов. Она весьма удобна для резолюций: чёрный цвет — «отказать», красный — в бухгалтерию «оплатить», зелёный — цвет надежды, синий — «товарищу такому-то, рассмотреть». Пожалуйста.
— Красное. Или белое? — Или белое. Но можно красное.
— Почему вы всё время врёте? — Потому что я беру пример с вас,
— А какой это Новосельцев? — А никакой. Вялый и безынициативный работник. К сожалению, таких у нас много.
— Что вы за человек? Я никак не могу вас раскусить… — Не надо меня кусать, зачем раскусывать.
Ну, всё, Новосельцев, Ваше дело труба.
— Каждая новая метла расставляет везде своих людей. — Надеюсь, ты мой человек? — Конечно! Правда, до этой минуты я был ничей.
— Вы же непьющая. — Как это непьющая? Очень даже… почему же?
— Почему вы всё время врёте? — Потому что я беру пример с вас,
На Машу Селезнёву мне ничего не жаль.
— Как же она могла оставить детей, Леонтьева? Она же мать. — Ха! Мать!… Мать у них был Новосельцев!
В женщине должна быть загадка! Головка чуть-чуть приподнята, глаза немножко опущены, здесь всё свободно, плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра. Раскованная свободная пластика пантеры перед прыжком. Мужчины такую женщину не пропускают!
Возьмём, к примеру, опята. Они растут на пнях. Если придёшь в лес и тебе повезёт с пнём, то можно набрать целую гору… пней… ой, опят…
— Грудь вперед! — Грудь? Вы мне льстите, Вера. — Вам все льстят.
Зачем ты ел пластилин?! — А я его с сахаром ел!
— Я когда её вижу, у меня прямо ноги подкашиваются. — А ты не стой, ты сядь!
— Не бейте меня по голове, это моё больное место! — Это ваше пустое место!
— Она немолодая, некрасивая, одинокая женщина… — Она не женщина, она директор.
Сигаретку, спичку, коробок?
— У меня дети. У меня их двое: мальчик и… м-м… де… тоже мальчик. Два мальчика. Вот. Это обуза. — Господи, как вы можете так говорить о детях? — Ну подождите, Людмила Прокофьевна! — Да что вы? — Не перебивайте, пожалуйста! Я и сам собьюсь.
— Мы вас любим… в глубине души… где-то очень глубоко…
— Очень хочется произвести на вас приятное впечатление. — Вам это удалось… уже. — Усилить хочется.
— Никому из сотрудников вы бы не позволили себе швырнуть в физиономию букетом. Неужели вы ко мне неравнодушны? — Ещё одно слово, и я запущу в вас графином! — Если вы сделаете графином, значит, Вы действительно меня… того-этого…
— Где у вас тут дверь…? — Где надо, там и дверь!
— Подождите, меня осенила догадка: вы пьяный? — Нет, что вы! Когда я пьян, я буйный. Гы-гы-гы!.. Вот, а сейчас я тихий. — Мне повезло.
Это директор нашего учреждения Людмила Прокофьевна Калугина. Она знает дело, которым руководит. Такое тоже бывает.
a— Не бейте меня по голове, это моё больное место! — Это ваше пустое место!
Ну, всё, Новосельцев, Ваше дело труба.
Иногда бывает, что хочется поплакать, но что же я буду реветь в одиночку? Это всё равно, что алкоголик, который пьёт в одиночку
— Пишите, пишите! — Не торопите меня, я не пишущая машинка!
Здравствуйте… Прокофья… Людмиловна…
— А ягоды Вас не интересуют? — Только в виде варенья. — А как вы относитесь к стихам… в виде поэзии?
— Не бейте меня по голове, это моё больное место! — Это ваше пустое место!
— Почему вы всё время виляете? Что вы за человек? Я не могу вас раскусить! — Не надо меня кусать! Зачем раскусывать?
В женщине должна быть загадка! Головка чуть-чуть приподнята, глаза немножко опущены, здесь всё свободно, плечи откинуты назад. Походка свободная от бедра. Раскованная свободная пластика пантеры перед прыжком. Мужчины такую женщину не пропускают!
— Красное. Или белое? — Или белое. Но можно красное.
— Мы вас любим… в глубине души… где-то очень глубоко… — Очень глубоко! Так глубоко, что я этого даже не замечаю! — Нет, это заметно, должно быть заметно…
— Что же, выходит, что все меня считают таким уж чудовищем? — Не надо преувеличивать. Не все… и не таким уж чудовищем…
Ещё одно слово, и я запущу в вас графином!
— Значит, неудачные ноги, Людмила Прокофьевна, надо прятать! — Куда!? — Под макси!
Наши любимые советские фильмы, мультики, музыка из кино, плакаты и фото
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….. — Мы называем ее «наша мымра».
— Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково. Это уже обычай. Традиция. Я бы сказал — ритуал.
— Она любопытна, как все женщины, и женственна, как все секретарши.
— Вы купили новые сапоги, Вера? — Да вот еще не решила, Людмила Прокофьевна. Вам нравятся? — Очень вызывающие. Я бы такие не взяла. А на вашем месте интересовалась бы сапогами не во время работы, а после нее. — Значит, хорошие сапоги, надо брать.
— Ну и как там у них в Женеве? — Сложно.
— По грибам вы большой специалист, товарищ Новосельцев. — По грибам да.
— А музыка вас не увлекает, Людмила Прокофьевна? В каком-нибудь, любом виде? — Я надеюсь, вы не собираетесь музицировать? — Ага! Петь хочется! — Какое несчастье…
— Подождите… Меня осенила догадка. Вы пьяны? — Нет, что вы! Когда я пьян, я буйный. Вот… А сейчас я тихий. — Мне повезло.
— Тихо вокруг, Только не спит барсук. Уши свои он повесил на сук, И тихо танцет вокруг.
— Привет дебоширу. — Привет… — Ты можешь мне объяснить, какая вчера… Какая тебя муха укусила?
— Как же она могла оставить детей, Леонтьева? Она же мать! — Ха-ха… Мать! Мать у них был Новосельцев.
— Ну всё, Новосельцев! Ваше дело труба.
— Почему вы все время виляете? Что вы за человек? Я не могу вас раскусить! — Не надо меня кусать. Зачем… раскусывать? Не надо…
— Вы утверждали, что я черствая! — Почему, мягкая. — Бесчеловечная! — Человечная. — Бессердечная! — Сердечная. — Сухая! — Мокрая!..
— Мы в вас души не чаем… Мы вас любим… …в глубине души… Где-то очень глубоко…
— Что вы несете, ей-богу?! — Демократичная наша, демократичная!..
— Что вы делаете? Вы что, плачете? — Вы врываетесь ко мне в кабинет и говорите мне разные гадости! — Перестаньте плакать! Что вы, вам по должности не положено.
— Что же, выходит, что все меня считают таким уж чудовищем? — Не надо преувеличивать. Не все… Не таким уж чудовищем…
— Вам хорошо, Анатолий Ефремович. У вас… У вас дети. — Да, двое: мальчик и… мальчик.
— Вера, вызовите ко мне, пожалуйста, самую светлую голову нашей с вами современности. Как кого? Новосельцева, разумеется.
— Так, всем наплевать! А я сижу одна, ломаю голову, что бы такое подарить Баровских, чтобы он получил удовольствие! Присмотрела бронзовую лошадь в комиссионке!
— Ну вот что, начнем с обуви. Именно обувь делает женщину Женщиной. — Разве? — Шузы сейчас носят с перепонкой, на высоком каблуке…
— У вашей родственницы ноги красивые? Стройные? — Ну… в общем-то… Ноги как ноги. Средние ноги, будем так считать. — Ну понятно. Значит, неудачные ноги, Людмила Прокофьевна, надо прятать. — Куда? — Под макси!
— Ну и слава богу, я считаю. Куда лучше так… живенько, правда? А то как дом на голове… — Ну если живенько, то лучше.
— Походка! Ведь вот как вы ходите? — Как? — Ведь это уму непостижимо! Вся отклячится, в узел вот здесь завяжется, вся скукожится, как старый рваный башмак, и вот чешет на работу! Как будто сваи вколачивает!
— В женщине должна быть загадка. Головка чуть-чуть приподнята. Глаза немножко опущены. Здесь всё свободно. Плечи откинуты назад. Походка свободная, от бедра. Раскованная, свободная пластика пантеры перед прыжком.
— А можно научиться так ходить или это недоступно? — Ну, понимаете, можно, конечно, и зайца научить курить. В принципе, ничего нет невозможного. — Вы думаете? — Для человека с интеллектом.
— Ой, боюсь, что я не одолею эту науку… — Ерунда, справитесь. Не волнуйтесь. Голову вперед. Грудь вперед. — Грудь? Вы мне льстите, Вера. — Вам все льстят.
— Так, и пошла на меня свободной походкой, нога от бедра, свободная! Пошла! Людмила Прокофьевна, где вы набрались этой пошлости? Вы же виляете бедрами, как непристойная женщина.
— Красиво, да? — Угу, хорошая лошадка. — Это не лошадка, это мамонт какой-то. Давайте приедем уже, а?
— Пикантнее, пикантнее! И игривая улыбка! Вообще, пусть мужчины думают, что у вас всё в порядке. Дышите. Элегантнее, пластику! И не надо брыкаться. Вы же не иноходец, а женщина. Ну, пошла теперь одна! Пошла! Веселее!
— Людмила Прокофьевна! Разрешите нам спрятать эту лошадь за сцену в шкаф. — З-з-зачем спрятать?.. — Зачем? А от юбиляра, чтобы он не обрадовался раньше времени.
— Но вы все-таки как себя чувствуете, Анатолий Ефремович? — Вы знаете, я вам скажу честно: по сравнению с Бубликовым — неплохо.
— Слушай!.. Конечно, я понимаю, чужие письма читать нехорошо… Но я стала читать – просто оторваться не могла!
— Понимаете, Бубликов у-у-умер… А потом он не умер. Эта неприятность случилась с его однофамильцем в больнице, а позвонили нам. Перепутали. А венок уже купили. Умрет ли он еще раз, неизвестно. А цветы пропадают. Вот. Шура дергает их из Бубликова… Ой, то есть, из венка из-под Бубликова, делает букеты и дарит женщинам.
— А что, вы считаете, что мне нельзя подарить цветы? — Можно! Вам подарить можно. Просто для этого нужен какой-то этот самый… … как? День рожденья, или, там, как это… Восьмое марта.
— В этом письме – мои предложения по улучшению статистического учета в легкой промышленности. — Вы знаете, я вас очень хорошо понимаю. Очень важно улучшать статистический учет… именно в легкой промышленности. Я вас очень хорошо понимаю.
— Меня беспокоит душевное состояние одной нашей сотрудницы. — Я соображаю, о ком вы говорите. — А кроме вас, еще кто-нибудь… «соображает»? — Весь коллектив.
— Представляете, Самохвалов передал мне письма Рыжовой, чтоб мы разобрались на месткоме… — Гад какой! — Да? А меня вообще сослали в бухгалтерию! — Да на тебе пахать надо!
— Слушайте, меня старуха сослала в бухгалтерию, но я оттуда вырвалась на свободу. — Это мужественный поступок.
— Красное. Или белое? — Или белое. Но можно красное! — М-можно красное… — Все равно, какое вино.
— Давайте за что-нибудь выпьем. — За что? — Не знаю. — И я не знаю. Ну, за что? — Давайте, чтоб все были здоровы, а? — Прекрасный тост!
— У меня дети. У меня их двое: мальчик и… д-де… т-тоже мальчик. Два мальчика.
— Ну подождите, Людмила Прокофьевна, не перебивайте, пожалуйста! Я и сам собьюсь…
— Вы тоже, видимо, расчитываете найти себе другую начальницу… — Конечно! — …и помоложе, и покрасивее, не так ли? — Так ли, так ли. Тем более, что это не проблема.
— Билеты в цирк не пропадут? — Ну безусловно! Я загоню их по спекулятивной цене.
— Вы уходите… Вы уходите, потому что директор вашего учреждения Калугина… — Ну, ну, смелее, смелее. — …самодур? — Самодура.
— Как вы оригинально и замечательно ухаживаете. Ну ничего не скажешь. Вы настоящий современный мужчина. — Какое вы право имеете меня так оскорблять?
— Мымра!
— Не бейте меня по голове, это мое больное место! — Это ваше пустое место!
— Куда едем? — Прямо!
