Интересные цитаты Петра Мамонова о вере
На днях поэту, музыканту и актеру Петру Мамонову исполнилось 70 лет. В честь юбилея публикуем яркие цитаты и высказывания Петра Николаевича о себе, Боге и жизни. Я, я, я… Да откуда я знаю, кто я?
Я как-то разучился ловко отвечать. Смотрю иногда свои прошлые интервью, спектакли, ранние песни и думаю: это я? Вроде бы я. А на самом деле, это какой-то другой совсем парень. Если я гнию, то и Церковь, тело Христово, с моего бока гнилая… Я и плачу по этому поводу, но, видно, плачу неискренне, оставляю себе щелочки лукавые… А Господь все это видит. У меня, Пети Мамонова, насущные вопросы: как мне сегодня жить, как справиться со своим греховным, насквозь пропитанным пороком существом. Это мне важно! Это счастье — когда над вами смеются! Клоун — самое почетное звание. Кто такой клоун? Это человек не от мира сего. Я не хочу жить ценностями этого мира, они, скажу на жаргоне, просто перестали меня «тащить». К сожалению, мой друг, искусство — и это совершенно четко доказано — людей не меняет. Если бы меняло, то мы давно бы в раю жили! Сколько написано прекрасного: и Шекспир, и Пушкин, и Байрон, и Гоголь — все, что хочешь! Ан нет… Самое страшное — спокойная совесть, это — сон. «У меня все в порядке». Не бывает! Первый признак, что ты на правильном пути — когда видишь грехи свои.
Фото Павла Смертина
Если я день прожил и никому от этого не было хорошо, значит, я его прожил зря.
Я всю жизнь хотел не просто счастья, не просто удовольствия — я хотел блаженства. Потому что Адам и Ева, как отцы нам говорят, в Раю общались с Богом напрямую, как мы с вами. И вот это было блаженство. И это в генах у каждого из нас сидит. Поэтому героин, водка… это поиск не счастья, а блаженства. И вот я пробовал, пробовал, пробовал и понял, что там его нет. Где же оно есть? Оно где-то должно быть. И вот Бог мне открылся — я начал понемногу получать этот опыт веры. Я просил и получал. Человек — это луч. Начало есть и нет конца. Если можешь 100 грамм с друзьями выпить и всё — ну выпей, конечно. Но ты же не можешь, и ты это знаешь. Я так себе говорил. Теперь могу выпить 100 грамм красного сухого вина. Я отношусь к этому как к продукту, как к еде, а не как кайфу. Что случилось? Это Господь поменял. Страшный суд — это Господь и ты. И никаких сковородок там не будет. Какой ты умер — таким и стоишь перед Иисусом Христом. У Федора Михайловича Достоевского, при всем моем глубочайшем уважении и любви, очень много хитросплетения помыслов. Вот этого выяснения психологии. За этим его великое сострадание к людям как бы пропадает в тексте. У меня сейчас на первом месте Чехов, Антон Павлович. Все должны быть святыми. Ну как, должны — кто хочет. Господь же не гонит стадо хлыстом впереди себя. Он идет и зовет — кто хочет, идет с Ним. Мне невестка говорит: «Петр Николаевич, сейчас по Скайпу можно бесплатно в любую часть мира позвонить!». Не стал ее расстраивать: я могу Творцу Вселенной прямо отсюда сказать: «Господи, помилуй!». Вот что такое молитва. Это крутейшая вещь! Это самое крутое, что может быть.
Фото Владимира Ештокина
Богу наши добрые поступки не нужны, они нужны нам, чтобы сердце наше научилось любить! Сказано: «Не мечите бисер перед свиньями». Кажется, что мы бисер — а кто-то — свиньи. Нет! Просто свинье не нужно ожерелье, оно ей колет. Это о несоответствии. Это о том, что с людьми далекими от веры не надо об этом говорить. У Бога нет меры. Он бесконечен — вот что меня привлекло, как любителя настоящего кайфа, — что нет потолка… Тут можно без конца увеличивать благодать, вот этот свет в себе. Я — Божье создание.
Про «страшные» воспоминания детства
— У меня есть два страшных воспоминания, в которых мама моя ничуть не виновата. Но для меня это было — вот как без Бога. Я в 4,5 года замолчал, а когда стал разговаривать, сильно заикался. В нашем дворе были логопедические ясли. И мама отдала меня в эти ясли. Ничего там страшного со мной не делали. Но это было самое страшное воспоминание: решётка забора, я за этой ней, и моя дорогая мама в красивом платье уходит, оставляя меня. И вот я плачу и кричу, не могу понять, почему она уходит.
Статья по теме Пётр Мамонов: «Ведёмся на фитюльки» И второе. Когда меня отдали в пионерский лагерь, я тоже не мог понять, как это мама могла так со мной поступить — отдать меня каким-то чужим людям, а сама осталась дома? В уходе моей мамы от меня был воспитательный момент. Она, любя меня очень сильно, хотела, чтобы я учился жить сам. И в результате, ребята, когда я женился первый раз в 21 год, я умел всё — штопать, стирать, готовить, убирать квартиру, строгать, прибивать, чинить. Не то что мама сидела со мной и учила меня всему, она выбрасывала меня в жизнь. Так и с Богом. Иногда Он как бы оставляет нас. Зачем он это делает? Для нашей пользы.
Раньше были холодильники, которые закрывались на ключик. Многие тогда жили в коммунальных квартирах. Но у нас была отдельная квартира. Когда я в 16 лет закончил школу и месяц-другой по улице шастал, мама закрыла холодильник на ключ. Я на третий день пошёл работать. Так было жрать охота. Без всяких нотаций. Пошёл работать в институт атомной энергии (чтобы откосить от армии) в отдел научно-технической информации, где стояли маленькие печатные станки. И стал учиться на печатника. Меня оттуда скоро вышибли, потому что я попутно занимался фарцовкой — обменивал русские армейские сапоги на импортные батники и джинсы. И меня «замели» за это занятие. В Курчатовском институте, который был режимным объектом, на меня какой-то полковник кричал: «Ты предал родину». И стучал этими сапогами прямо по столу. Из меня родители не делали специалиста, они хотели, чтобы я вырос хорошим честным человеком, чтобы у меня была совесть, стыд, а не чтобы я «пошёл в экономический».
Пётр Мамонов: «Христианство — это не сю-сю-му-сю. Это воинство. За любовь!» Подробнее
Про брак и любовь
Мой первый брак длился 8 лет. Но мои вредные привычки разрушили наш царственный союз любви. Мне было очень весело. Но окружающим было страшно. Всё черти, которым я начал служить, выпивая без меры. Одно из имен дьявола — разделяющий. Вот он и разделил нас. Сыну от первого брака сейчас 42 года. Он никакой не творческий человек, чему я очень рад. Простой рабочий человек, занимается распространением средств связи. Мы редко общаемся, но друг друга уважаем. Думаю, что эта ужасная бесчеловечная травма, которую я ему нанес, все-таки ушла из нашей жизни. Хотя шрам, конечно, остался. Вопрос ведь не в том, что было, а было всякое. Вопрос в том, как быть, что сейчас делать. Если я не воспитал как следует собственных детей, что мне делать сейчас? Я задал этот вопрос моему любимому священнику проповеднику отцу Дмитрию Смирнову, который недавно ушёл от нас. Он сказал: «Да никак не надо воспитывать детей. Воспитывать надо себя. И являть любовь. Если дети видят, что папа старается, пил, а сейчас бросил, не любил работать, а сейчас работает, с мамой ругался, а сейчас вежливо общается, то и сами так делать будут. Привлечь и увлечь можно только любовью, никакими запретами». А что такое любовь? Это не люблю сыр или Мика Джаггера. Любовь — это жертва. Это сколько я тебе могу отдать.
Как сказал один мудрый человек: «Любовь — это не когда люди смотрят друг на друга, а когда они смотрят в одну сторону». Вот мы с Ольгой Ивановной, моей нынешней супругой, смотрим в одну сторону. Скоро будет 40 лет.
Про добро, которое с кулаками
Статья по теме
«Рок — прошлый век». Александр Липницкий о современной музыкальной культуре — Если обида касается лично тебя, пощечина лично тебе, унижают лично тебя — терпи, смиряйся, молись. Если в троллейбусе обижают женщину, ребёнка — по морде надо дать хаму. Как наш любимый отец Дмитрий любил говорить: «Кулаком под дых, локтем в челюсть». Если ты превысил самооборону и начал его дубасить бейсбольной битой за то, что он не уступил старухе место (речь о мере) — он упал и помер. И ты поверг себя в бездну. Везде нужна мера, и голову нужно включать. Недаром нам святые отцы говорят: «Рассуждение выше любви». Поэтому всегда надо рассуждать. Если в троллейбусе пьяный хам обидел женщину, его что, надо убивать? Нет конечно. За шкирку — и выкинуть вон. Закрыли дверь, он остался на улице. Опять же если даем в своем сердце место гневу, если ребенка наказываем «ах ты, скотина, надоел, не делай так больше никогда» — это грех, причём великий. А если он вышел из берегов, ему можно и надо наподдать, но с пользой, спокойным сердцем, с молитвой и терпением.
Про клиническую смерть
Вопрос-ответ
Что известно о состоянии Петра Мамонова? — Жили мы трудно и ужасно. И это была сплошная тюрьма. Сажали за драку, мелкое хулиганство. В нашем дворе практически все сидели в тюрьме. Один вышел, другой сел. Когда мне было 25 лет, в пьяной драке мне всадили напильник под сердце. Я чуть не помер. У меня было проткнуто легкое, я потерял много крови. Пролежал 40 дней в коме. Не было никаких видений за этим порогом. Но помню ощущение — боль отступила, наступил покой. Всё залито серым. Врачи стали меня вытаскивать обратно. И я говорю врачам: «Зачем вы меня опять сюда?» Не то что после клинической смерти я вышел и сразу в церковь пошёл. После выписки первым делом пошёл в пивную на костылях и пивка выпил. Кричу: «Инвалиду без очереди». И мне без очереди сразу 3 кружки налили. Я эти истории не очень люблю, потому что это было с каким-то другим человеком. Почему? Потому что я был рабом известных ребят — чертей. Сколько лет ты греху служил, столько лет как минимум, а то и больше, придётся менять свою жизнь с помощью Божьей. Люди очень меняются на протяжении жизни. Можно стать бесконечно лучше и бесконечно хуже.
Про то, как хотел выделиться
— В 1965 году я надевал очки, к дужке привязывал цепочку от унитаза, накидывал ее на ухо. Вокруг шеи у меня было махровое полотенце. Отец ездил в командировку в Венгрию и привёз оттуда красивые кожаные туфли. Тогда обуви не было хорошей. И эти туфли были на три размера велики мне. Я очень сильно завязывал шнурки, чтобы обувь не спадала. Сшил себе из простыни белые брюки. И вот так я шёл по улице Горького (ныне Тверская — Ред.) в 14 лет. Весь дрожащий, вот я модный.
Мы покупали бутылки с газированной водой, садились на Пушкинской площади на тротуар, что было уже очень сильным знаком протеста. Взбалтывали эти бутылочки с газировкой, набирали в рот воды и плевали в проходящих людей. Один дядечка подходит и говорит: «Ребята, зачем вы это делаете?» «Чтобы вывести обывателя из состояния бездумной спячки», — отвечали мы. Это у нас был такой лозунг. Чтобы быть не как все. Вот где черти — я самый модный, самый крутой, особенный. Почему так? Потому что внутри пусто.
Про инфаркт и операцию
— Недавно был у меня инфаркт. Сижу дома, чего-то побаливает. Не спится, думаю, надо выпить. Вина у меня много. Я — раз, полбутылки выпил, поспал. Опять болит. Думаю, чего-то не так. Оказался инфаркт. Надо делать операцию. А у меня много товарищей, у которых были проблемы с сердцем. Они пошли на довольно простые операции, и многие умерли. Моего возраста и даже младше. Поэтому я шёл на операцию и готовился умирать. Все свои виниловые пластиночки распределил и стал думать о смерти. Конечно, я ужасен. Это ясно. Но все-таки я как-то старался, как-то полз в эту сторону в надежде, может, он меня возьмет хотя бы самым последним? И когда я умру, будет момент, ворота, а потом я буду перед Богом стоять. Я вот так себя настроил и довольно спокойно пошёл на эту операцию. Попал к лучшему хирургу нашего города совершенно случайно. Думал, что меня будут резать, раскрывать. Оказывается, через какую-то артерию сделали всё. Час я полежал, и хоп — всё готово. Особенной боли не было. Три дня я полежал, едем с женой домой. И у меня такое чувство, думаю: «Ни фига себе! Опять эта жизнь? Опять надо утром вставать». У меня было такое разочарование, честное слово. Я так здорово приготовился (умирать — Ред.).
Пётр Мамонов: «В гробу карманов нету» Подробнее
