Отзывы на книги автора «Филипп Честерфилд»

I

Тен­бридж, 15 июля 1739 г.

Милый мой мальчик,

Спа­сибо тебе за то, что ты бес­по­ко­ишься о моем здо­ро­вье; я бы уже давно дал о себе знать, но здесь на водах не очень-то хочется писать письма. Мне лучше с тех пор, как я здесь, и поэтому я оста­юсь еще на месяц.

Синьор Дзам­бони рас­то­чает мне через тебя больше похвал, чем я того стою. А ты поста­райся заслу­жить все, что он гово­рит о тебе; помни, что вся­кая похвала, если она не заслу­жена, ста­но­вится жесто­кой насмеш­кой и даже больше того — оскорб­ле­нием и всего нагляд­нее обли­чает люд­ские пороки и без­рас­суд­ства. Это рито­ри­че­ская фигура, имя кото­рой иро­ния: чело­век гово­рит прямо про­ти­во­по­лож­ное тому, что думает. И вме­сте с тем — это не ложь, ибо он ясно дает понять, что думает совсем не то, что гово­рит, а как раз наобо­рот. Напри­мер, если кто-нибудь хва­лит отъ­яв­лен­ного мошен­ника за его поря­доч­ность и непод­куп­ную чест­ность, а круг­лого дурака — за его спо­соб­но­сти и ост­ро­умие, иро­ния совер­шенно оче­видна и каж­дый легко пой­мет, что это не более чем насмешка. Вооб­рази, что я стал бы пре­воз­но­сить тебя за то, что ты очень вни­ма­тельно шту­ди­ру­ешь свою книгу, и за то, что ты усвоил и пом­нишь до сих пор все, что когда-то учил, неужели ты сразу бы не заме­тил моей иро­нии, не почув­ство­вал, что я сме­юсь над тобой? Поэтому, когда тебя начи­нают за что-то пре­воз­но­сить, поду­май хоро­шенько и реши, заслу­жил ты эту похвалу или нет; и если нет, то знай, что над тобой только изде­ва­ются и сме­ются; поста­райся же в буду­щем быть достой­ным луч­шего и сде­лать так, чтобы по отно­ше­нию к тебе вся­кая иро­ния ока­за­лась неуместной.

Пере­дай от меня поклон м‑ру Мет­теру и побла­го­дари его за письмо. Он пишет, что тебе снова пред­стоит взяться за латин­скую и гре­че­скую грам­ма­тики; наде­юсь, что к моему воз­вра­ще­нию ты осно­ва­тельно их изу­чишь; но, если даже тебе это не удастся сде­лать, я все равно похвалю тебя за при­ле­жа­ние и память. Прощай.

Об авторе

Филип Дормер Стенхоп, 4-й граф Честерфилд (англ. Philip Dormer Stanhope, 4th Earl of Chesterfield) 22 сентября 1694, Лондон — 24 марта 1773, там же Английский государственный деятель, дипломат и писатель, автор «Писем к сыну». До смерти отца в 1726 был известен под титулом лорд Стенхоп (Lord Stanhope). Дальний родственник и прямой наследник титула влиятельного политика Джеймса Стенхопа, 1-го графа Честерфилда (1673—1721), Филип Стенхоп был воспитан гувернёром-французом, учился в Тринити-колледже Кембриджского университета (1712—1714) и совершил обязательное для богатого джентльмена тех лет путешествие (grand tour) по континенту. Оно было прервано смертью королевы Анны. Джеймс Стенхоп вызвал Филипа на родину и устроил его на место лорда опочивальни принца Уэльского; в 1715 Филип вошёл в состав палаты общин от корнуолльской деревни Сент-Жермен (см. гнилые местечки). Первое же выступление в парламенте обернулось для него штрафом в 500 фунтов, так как Филипу недоставало шести недель до совершеннолетия. В 1716, во время конфликта между королём Георгом I и его сыном, будущим Георгом II, Стенхоп примкнул к лагерю принца Уэльского и его любовницы Генриетты Говард, что принесло ему политические выгоды при восшествии Георга II на престол и ненависть принцессы Уэльской. Со смертью отца в 1726 Филип принял титул графа Честерфилда и пересел из палаты общин — в палату лордов. Здесь его ораторское мастерство, ненужное в нижней палате, наконец-то оценили и в 1728 Честерфилд принял важный пост посла в Гааге (вероятно, и то, что он был своего рода почётной ссылкой, устроенной Уолполом). Честерфилд оказался способным дипломатом, заключил для Великобритании Венский договор 1731 года, но из-за слабого здоровья вернулся на родину в 1732. Дипломатическая служба принесла ему орден Подвязки и придворный титул лорда-стюарда. В том же 1732 году в Гааге родился его незаконнорожденный сын от Элизабет дю Буше, также Филип Стенхоп (второй, 1732—1768), которому впоследствии Честерфилд посвятил «Письма к сыну». Вернувшись в палату лордов, Честерфилд стал одним из её вожаков. Вскоре, из-за закона об акцизах Честерфилд перешёл в открытую оппозицию Уолполу и потерял придворные титулы. Оппозиция сумела отстранить Уолпола от власти только в 1742, однако места в новом правительстве для Честерфилда не нашлось; он испортил отношения и с новыми временщиками, и с самим Георгом II. C 1743 Честерфилд писал анти-георгианские трактаты в журнал «Старая Англия» под именем «Джеффри Толстопузый» (Jeffrey Broadbottom). Наконец, в 1744 коалиция Честерфилда, Питта и Генри Пелхэма сумела свалить правительство Картере, и Честерфилд вернулся в исполнительную власть. Вначале он вновь отправился послом в Гаагу, где добился вступления Голландии в войну за австрийское наследство на стороне англичан. За этим последовало исключительно успешное правление на посту лорда-лейтенанта Ирландии в 1744—1746, считающееся вершиной деятельности Честерфилда-администратора. В 1746 он вернулся в Лондон на пост государственного секретаря, однако в 1748 уволился со всех постов из-за навсегда испорченных отношений с королём и королевой и отказался от «утешительного» герцогского титула. Некоторое время он продолжал парламентскую деятельность, в том числе противодействовал «Акту о гербовом сборе» и способствовал переходу Великобритании на григорианский календарь, который так и называли — календарь Честерфилда. Однако из-за надвигавшейся глухоты к концу 1750-х годов Честерфилд навсегда покинул политику. «Письма к сыну»
Честерфилд был женат по расчёту на незаконной дочери Георга I, Мелюзине фон Шуленбург, но законных детей в этом браке не родилось. Филип Стенхоп (второй), его любимый незаконнорожденный сын, имел всяческую поддержку отца (включая место в палате общин), но так и не был принят в высший свет. Кроме того, уже в старости Честерфилд усыновил третьего Филипа Стенхопа (1755—1815), который в итоге и стал наследником семейных богатств. Филип Стенхоп (второй), несмотря на тесную опеку отца, имел с 1750 «непозволительную» связь с ирландкой Евгенией Дорнвил, от которой в 1761 и 1763 родились двое сыновей — Чарльз и Филип (четвёртый); родители поженились только в 1767, а в 1768 36-летний Филип Стенхоп (второй) умер в Воклюзе. Честерфилд узнал о существовании внуков только после смерти сына. В своём завещании он оставил им небольшой капитал, и ничего — их матери. Именно безденежье подвигло Евгению Стенхоп продать издателям письма, которые никогда не предназначались для печати. Публикация вызвала в английском обществе шок своей семейной «откровенностью»; сборник писем стал популярным чтением и неоднократно переиздавался, принеся вдове состояние. Письма Честерфилда содержат обширный свод наставлений и рекомендаций в духе педагогических идей Дж. Локка. Узкопрактическая нацеленность программы воспитания (подготовка к великосветской и государственной карьере) шокировала многих современников Честерфилда, однако «Письма» были высоко оценены Вольтером как образец эпистолярной прозы XVIII века и искренний человеческий документ. Кроме этого, после смерти графа были опубликованы «Максимы» (1777) и «Характеры» (1777). Честерфилду также приписывают ряд апокрифических сочинений, в том числе «Апология отставки» (1748). БСЭ, Википедия.

II

20 ноября 1739 г.

Милый мой мальчик,

Ты занят исто­рией Рима; наде­юсь, что ты уде­ля­ешь этому пред­мету доста­точно вни­ма­ния и сил. Польза исто­рии заклю­ча­ется глав­ным обра­зом в при­ме­рах доб­ро­де­тели и порока людей, кото­рые жили до нас: каса­тельно них нам над­ле­жит сде­лать соб­ствен­ные выводы. Исто­рия про­буж­дает в нас любовь к добру и тол­кает на бла­гие дея­ния; она пока­зы­вает нам, как во все вре­мена чтили и ува­жали людей вели­ких и доб­ро­де­тель­ных при жизни, а также какою сла­вою их увен­чало потом­ство, уве­ко­ве­чив их имена и донеся память о них до наших дней. В исто­рии Рима мы нахо­дим больше при­ме­ров бла­го­род­ства и вели­ко­ду­шия, иначе говоря, вели­чия души, чем в исто­рии какой-либо дру­гой страны. Там никого не удив­ляло, что кон­сулы и дик­та­торы (а как ты зна­ешь, это были их глав­ные пра­ви­тели) остав­ляли свой плуг, чтобы вести армии на врага, а потом, одер­жав победу, снова бра­лись за плуг и дожи­вали свои дни в скром­ном уеди­не­нии — уеди­не­нии более слав­ном, чем все пред­ше­ство­вав­шие ему победы! Немало вели­чай­ших людей древ­но­сти умерло такими бед­ными, что хоро­нить их при­хо­ди­лось за госу­дар­ствен­ный счет. Живя в край­ней нужде, Курий, тем не менее, отка­зался от круп­ной суммы денег, кото­рую ему хотели пода­рить сам­ни­тяне, отве­тив, что благо отнюдь не в том, чтобы иметь деньги самому, а лишь в том, чтобы иметь власть над теми, у кого они есть. Вот что об этом рас­ска­зы­вает Цицерон:

“Curio ad focum sedenti magnum auri pondus Samnites cum attulissent, repudiati ab eo sunt. Non enim aurum habere praeclarum sibi videri, sed iis, qui haberent aurum imperare”[1] Что же каса­ется Фаб­ри­ция, кото­рому не раз дово­ди­лось коман­до­вать рим­скими арми­ями и вся­кий раз неиз­менно побеж­дать вра­гов, то при­е­хав­шие к нему люди уви­дели, как он, сидя у очага, ест обед из трав и коре­ньев, им же самим поса­жен­ных и выра­щен­ных в ого­роде. Сенека пишет: “Fabricius ad focum coenat illas ipsas radices, quas, in agro repurgando, triumphalis senex vulsit”[2].

Когда Сци­пион одер­жал победу в Испа­нии, среди взя­тых в плен ока­за­лась юная прин­цесса ред­кой кра­соты, кото­рую, как ему сооб­щили, скоро должны были выдать замуж за одного ее знат­ного сооте­че­ствен­ника. Он при­ка­зал, чтобы за ней уха­жи­вали и забо­ти­лись не хуже, чем в род­ном доме, а как только разыс­кал ее воз­люб­лен­ного, отдал прин­цессу ему в жены, а деньги, кото­рые отец ее при­слал, чтобы выку­пить дочь, при­со­еди­нил к при­да­ному. Вале­рий Мак­сим гово­рит по этому поводу: “Eximiae formae virginem accersitis parentibus et sponso, inviolataru tradidit, et juvenis, et coelebs, et victor”[3]. Это был заме­ча­тель­ный при­мер сдер­жан­но­сти, выдержки и вели­ко­ду­шия, поко­рив­ший сердца всех жите­лей Испа­нии, кото­рые, как утвер­ждает Ливий, гово­рили: “Venisse Diis simillimum juvenem, vincentem omnia, turn armis, turn benignitate, ac beneficiis”[4].

Таковы награды, неиз­менно вен­ча­ю­щие доб­ро­де­тель; таковы харак­теры, кото­рым ты дол­жен под­ра­жать, если хочешь быть про­слав­лен­ным и доб­рым, а ведь это един­ствен­ный путь прийти к сча­стью. Прощай.

Отзывы на книги автора «Филипп Честерфилд»

Как же, как же отцу пережить первую взрослую ночь своей дочери?! Как????

Воображение, естественно, рисует другую картину, картину собственного лишения невинности. А потом послушное мазо-воображение дорисовывает…дорисовывает…дорисовывает. Господи, слава тебе, Господи, что жизнь продолжается, несмотря ни на какое воображение никаких отцов! Что жизнь продолжается, несмотря ни на какие фобии, ставших вдруг такими серьезными, невыносимо серьезными отцами!

Не, ну, кто его знает – общее ли это правило, таки. Есть ведь и обратная, по-современному, интерактивная связь – от сына к отцу (помнит ли кто конфигурацию «дочь – отцу»?). Но почему-то отцы не так переживают за первую взрослую ночь сына. Или я что-то путаю? Или не дочитал-не дошел до таких вот описанных мировой литературой волнений? Как-то вроде нет особых опасений-волнений, да? Или я опять что-то путаю?

А в чём прикол эпистол отца сыну в каком-нибудь XVIIIвеке? В какой-нибудь юнайтед Англия и младшая сестра её Шотландия? Вместе с Уэльсом и примкнувшей Сев. Ирландией? Да там как бы озабоченности было куда больше, чем по поводу первой, пусть и не брачной, ночи! Там были такие перлы, что хоть Parker с голдовым пером бери и в афоризмы! А что? Например: «Всякая похвала, если она не заслужена, становится жесткой насмешкой и даже больше того – оскорблением и всего нагляднее обличает людские пороки и безрассудства». Тенбридж, 15 июля 1739 г. Ё! Тут от одной даты молоко свернется от скуки, а не то, чтобы прочесть решительно и бескомпромиссно 200 листов серой, унылой бумаги начала 90-х гг., Russia state.

А есть ли связь между фильмом «Гладиатор» и «Письмами к сыну»? Да самая что ни на есть! Хотите остаться в истории на века? А поступите как Сципион Африканский, завоевавший Испанию, взявший в плен юную принцессу редкой красоты и не то, что не присвоивший её себе, но и отдавший тому, кому она предназначалась, добавив какие-то деньги к тем, что прислал её отец! Видимо, добродетель сия столь редка была за 2000 лет евро-истории, что осталась на латыни – уже признак элитарности – и в пафосной манифестации: «Venisse Diis simillimum juvenem… — «Прибыл юноша, подобный богам…». Такая вот загогулина!

Ахтунг! Если, читатель, ты думаешь, что адресату сей латыни скоко-там лет –не, ошибаешься! 9 годков ему от роду, но отец считает, что она, латынь, более чем уместна. Но что характерно? То, что отец взрослеет вместе с сыном, не вместо него, а вместе с ним. Например, через 7 лет он пишет: «…родительские советы всегда рассматриваются как старческое брюзжание». Ну и на том спасибо!

«Желая избавить себя от беспокойств, не избавляй себя подобно многим от собственных мыслей».

«Кардинал Мазарини, который для того, чтобы загрести побольше денег, способен был всё сделать, со всем согласиться и всё что угодно простить. Власть он любил любовью ростовщика и добивался её потому, что вслед на зею приходило богатство». Всё хорошо, но кто сегодня знает, и из отцов, и из детей, кто такой кардинал Мазарини? И?

Да ничего! Чтение и тем более – мудрость – всегда были уделом элиты, не той, что при дворе и в аксельбантах, а такой, народной, сословно-рабочей-крестьянской-из-духовенства. Кому дано, — одним словом. Поэтому и читайте, позвольте дать такой совет и отцам, и «сынам», читайте Честерфилда (не путать с сигаретами того же названия, но различного происхождения!), несмотря на безобразную полиграфию пост-СССР и пред-РФ, на скучную датировку хрен знает, когда бывшего, 18 века. Читайте и наслаждайтесь. Даже если у вас не сын, а дочь. Не думая, как там всё у неё будет в первую взрослую ночь. Потому как если вы всё сделали правильно до этой пресловутой ночи, пусть не писали писем, подобно авторским, то и сама ночь, не без известных проблем, будет…будет…будет, ну, вы сами знаете, какой она бывает!

И тогда и вы, и ваш отпрыск, в свой час, в своем месте, прочтут у Честерфилда такое: «У Цезаря были все великие пороки, а у Катона все великие добродетели, какие только могут быть у людей». Прочтут и испытают хоть и не тот же великий восторг, что не приходит к дочерям, в отличие от сыновей, в ту самую первую ночь, но восхитительное чувство причастности. К человеческой мудрости, истории и судьбе!

III

Поне­дель­ник.

Милый мой мальчик,

Мне очень жаль, что я не полу­чил вчера от м‑ра Мет­тера тех сооб­ще­ний о тебе, кото­рых ждал с надеж­дой. Он тра­тит столько сил на заня­тия с тобой, что вполне заслу­жил, чтобы ты отно­сился к ним вни­ма­тельно и при­лежно. К тому же, теперь вот о тебе гово­рят как о маль­чике, зна­ю­щем гораздо больше, чем все осталь­ные — до чего же будет стыдно поте­рять свое доб­рое имя и допу­стить, чтобы сверст­ники твои, кото­рых ты оста­вил позади, опе­ре­дили тебя. Тебе не хва­тает только вни­ма­ния, ты быстро схва­ты­ва­ешь, у тебя хоро­шая память; но если ты не суме­ешь быть вни­ма­тель­ным, часы, кото­рые ты про­си­дишь над кни­гой, будут выбро­шены на ветер. Поду­май только, какой стыд и срам: иметь такие воз­мож­но­сти учиться — и остаться невеж­дой. Чело­век неве­же­ствен­ный ничто­жен и достоин пре­зре­ния; никто не хочет нахо­диться в его обще­стве, о нем можно только ска­зать, что он живет, и ничего больше. Есть хоро­шая фран­цуз­ская эпи­грамма на смерть такого неве­же­ствен­ного, ничтож­ного чело­века. Смысл ее в том, что ска­зать об этом чело­веке можно только одно: когда-то он жил, а теперь — умер. Вот эта эпи­грамма, тебе нетрудно будет выучить ее наизусть:

Цитаты и афоризмы Филипа Честерфилда

Филип Дормер Стенхоп Честерфилд, 1694-1773 гг. Английский писатель и государственный деятель.

Изворотливость – это скрытое прибежище неспособности.

Немногим людям удается преуспеть в бизнесе, и лишь в том случае, если они не занимаются ничем другим.

Благодарность — это тяжкое бремя, лежащее на нашей несовершенной природе.

Бог свидетель, нам нелегко приходится в этой жизни, и терпение — это единственный способ жить по крайней мере не хуже.

В вопросах брака и религии я не советчик — не хочу, чтобы из-за меня люди мучились и на земле, и на небе.

Веди спокойную жизнь — и ты умрешь со спокойной совестью.

Вежливость и хорошие манеры совершенно необходимы для того, чтобы украсить любые другие достоинства и таланты. Без них никакие знания, никакое совершенство не предстают в надлежащем свете. Без них ученый обращается в педанта, философ — в циника, военный — в грубого скота, так что и с тем, и с другим, и с третьим неприятно даже встречаться.

В злословии, как и в краже, виноватым считается потерпевший.

В погоне за похвалой лучшая приманка — скромность.

Все люди судят о нас по нашей наружности и манерам и только немногие — по нашим душевным качествам.

Всякая похвала, если она не заслужена, становится жестокой насмешкой и даже больше того — оскорблением и всего нагляднее обличает людские пороки и безрассудства.

Всякий, кто спешит, тем самым демонстрирует, что дело, за которое он взялся, ему не по зубам.

Дети и придворные ошибаются много реже, чем родители и монархи.

Добродетель есть не что иное, как красота духовная.

Доказывая свое мнение и опровергая другие, если они ошибочны, будь сдержан как в словах, так и в выражениях.

Если когда-нибудь я поумнею, никто, никогда не увидит меня смеющимся.

Если кто уверяет, что выпил шесть или восемь бутылок вина за один присест, то из одного только милосердия я буду считать его лжецом, не то мне придется думать, что он — скотина.

Если можешь, будь умнее других, но не показывай этого.

Если тебе приятно, когда люди внимательны и чутки к твоему настроению, вкусам и слабостям, можешь быть уверен, что внимательность и чуткость, которые ты в подобных случаях выкажешь другим, будут им также приятны.

Если ты нащупал в человеке какую-то характерную черту, ни в коем случае не доверяй ему в том, что этой черты касается.

Если ты хочешь понравиться людям, обращайся к чувствам, умей ослепить взгляды, усладить и смягчить слух, привлечь сердце. И пусть тогда разум их попробует что-нибудь сделать тебе во вред.

Если угождаешь, угождай каждому по-своему.

Женская красота и мужской ум большей частью пагубны для их обладателей…

Женщины гораздо больше похожи друг на друга, чем мужчины; все они, в сущности, тщеславны и похотливы.

Знания придают вес, способности — блеск, люди же, в большинстве своем, лучше видят, чем соизмеряют.

Знания — это убежище и приют, удобные и необходимые нам в преклонные годы, и если мы не посадим дерева, пока мы молоды, то, когда мы состаримся, у нас не будет тени, чтобы укрыться от солнца.

Интерес к внутренней сути и презрение к внешнему виду — таковы должны быть отношения между разумным человеком и его книгами.

Истинное остроумие — качество столь редкое, что многие им восхищаются, большинство к нему стремится, все его боятся, а если ценят, так только в себе самом.

Каждое потерянное мгновение — потерянное дело, потерянная польза.

Каждый человек ищет истину, но только одному Богу известно, кто ее нашел.

Каждый человек чувствителен к располагающему обращению, приятной манере говорить и непринужденной учтивости, а все эти качества готовят почву для того, чтобы были благосклонно встречены достоинства более высокие.

Кажущееся незнание часто является самой необходимой частью мирового знания.

Как в дружбе, так и во вражде поставь определенные границы доверчивости твоей и неприязни: пусть первая не доходит до того, чтобы стать опасной, а вторая — непримиримой.

Как движение возбуждает аппетит, так труд возбуждает жажду удовольствий.

Какого бы ты сам ни был мнения о своих достоинствах, не выставляй их напоказ в обществе, не следуй примеру тех хвастливых людей, которые стараются повернуть разговор именно так, чтобы предоставилась возможность их выказать. Если это подлинные достоинства, люди о них неминуемо узнают и без тебя и тебе же это будет гораздо выгоднее.

Когда заметишь, что противник твой горячится, положи конец спору какой-нибудь шуткой.

Когда тебя похвалят, обдумай хорошенько, заслуживаешь ли ты похвалы; если не заслуживаешь, то, значит, тебя осмеяли.

Конечная цель красноречия — убеждать людей.

Кто сам говорит о своих достоинствах, тот смешон, но кто не сознает их — глуп.

Куда бы мы ни шли, репутация наша — неважно, хорошая ли, дурная — нас обязательно опередит.

Ложь и коварство — прибежище глупцов и трусов.

Ложь — порождение злобы, трусости или тщеславия.

Лучшая защита от дурных манер — хорошее воспитание.

Люди, к светскому общению не привыкшие, по неопытности выдают своим видом то, о чем не распространяются на словах.

Люди ненавидят тех, кто дает им почувствовать их более низкое положение.

Министры — как солнце. Чем они ярче, тем сильнее обжигают.

Молодой человек должен быть благоразумным, не стараясь им казаться; старик должен казаться благоразумным, хотя бы и не был таким.

Молодые люди столь же склонны считать себя мудрыми, сколь пьяные — трезвыми.

Мудрый человек живет своим умом и своим кошельком.

Мысли лучших умов всегда становятся в конечном счете мнением общества.

Надо уметь молчать вообще обо всем, что имеет значение лишь для тебя одного.

На свете нет ничего более безрассудного, чем полугнев и полудоверие.

Не верьте тому, кто, едва успев познакомиться с вами, вдруг, без всякого видимого повода, воспылает к вам горячей любовью.

Не доверяй тем, кто полюбил тебя от всего сердца после первого же знакомства и без всякой видимой причины. Остерегайся также всех тех, кто стыдится высших добродетелей, выдавая их за свои слабости.

Недостаточно иметь заслуги, надо уметь людям понравиться.

Неполноценность наших друзей доставляет нам немалое удовольствие.

Никогда не доказывай своего мнения громко и с жаром, даже если в душе ты убежден в своей правоте, — выскажи его скромно и спокойно, ибо это единственный способ убедить.

Относись к другим так, как тебе хотелось бы, чтобы они относились к тебе, — вот самый верный способ нравиться людям.

От перевода страдают все, кроме епископа.

Первый признак высокого ума есть снисходительность.

Подлинная дружба созревает медленно и расцветает только там, где люди действительно доказали ее друг другу.

Позаботься о пенсе, а уж фунт позаботится о себе сам.

Политики не питают ни любви, ни ненависти. Они руководствуются не чувствами, а интересом.

Поношение, клевета никогда не ополчаются против непогрешимости; клевета преувеличивает, но не возникает на пустом месте.

Пороки заимствованные — самые неприятные из всех и самые непростительные.

Праздность — один из способов самоубийства.

Праздность — удел слабых умов.

Предрассудки — наша любовница; разум же, в лучшем случае, — жена: мы часто слышим его голос, но редко к нему прислушиваемся.

Прокладывай дорогу к разуму человека через его сердце.

Пусть мудрецы говорят все что угодно, но от одной крайности можно избавиться лишь впав в другую.

Радуйся жизни, наслаждайся каждой минутой ее — ведь удовольствия кончаются раньше, чем жизнь.

Рана заживает быстрей, чем оскорбление.

Сами женщины не созданы для забот; их предназначение в том, чтобы брать на себя наши заботы.

Самый глупый человек на свете испытывает те же чувства, что и самый умный.

Сдержанность — черта крайне неприятная, несдержанность — крайне опасная.

Скромность — самый надежный способ удовлетворить наше тщеславие.

Скрыть правду там, где это нужно, — и благоразумно и непредосудительно, тогда как солгать — в любом случае — и низко и глупо.

Советы редко принимаются с благодарностью; те, кто больше всего в них нуждается, реже всего ими пользуется.

Сознание своего достоинства делает умного человека более скромным, но вместе с тем и бсшее стойким.

Сочинители афоризмов, в большинстве своем, красоту мысли ставят выше точности и справедливости.

С подозрением относись к тем, кто во всеуслышание превозносит какую-то добродетель…

Старательно избегай всякой дружбы с дураками и плутами, если в отношениях с такими людьми вообще применимо слово «дружба».

С тем, кто молчит, — молчат; с тем, кто рассказывает все, — тоже молчат.

Стиль — одежда мысли.

Те, кто громче всего требуют свободы, хуже всего ее переносят.

Терпение совершенно необходимо деловому человеку, ведь многим гораздо важнее не заключить с вами сделку, а поговорить по душам.

То, что нравится тебе в других, понравится и другим в тебе.

Трудно даже вообразить, сколько у тщеславия разнообразных способов отклониться от поставленной цели.

Трудно сказать, кто глупее, — тот ли, кто говорит всю правду до конца, или тот, от кого вообще никогда не услышать правды.

Тщеславие вызывает отвращение у всех по той простой причине, что оно всем без исключения свойственно, а два тщеславия не сойдутся никогда.

У каждого человека есть свои стремления, свое честолюбие; разница только в том, что у людей глупых честолюбие тоже бывает глупым и устремлено не туда, куда следует, у людей же умных честолюбие законно и достойно всяческой похвалы.

Умный человек иногда торопится, но ничего не делает второпях.

Учись опускаться до уровня тех, среди которых находишься.

Физические недуги — это тот налог, который берет с нас наша окаянная жизнь; одни облагаются более высоким налогом, другие — более низким, но платят все.

Хитрость — тайное прибежище бездарности.

Храни свои знания, подобно часам, во внутреннем кармане; не демонстрируй их, как демонстрируют часы, без всякого повода, с тем лишь, чтобы показать, что они у тебя есть.

Часто нужнее скрывать презрение, чем злобу: обиды еще могут быть забыты, но презрение никогда не прощается.

Частый и громкий смех есть признак глупости и дурного воспитания.

Человек воспитанный умеет говорить с нижестоящими людьми без заносчивости, а с вышестоящими — уважительно и непринужденно.

Честолюбие человека умного и порядочного заключается в том, чтобы выделиться среди других своим добрым именем и быть ценимым за свои знания, правдивость и благородство — качества, которые нигде не могут быть куплены, а могут бьггь приобретены только теми, у кого ясная голова и доброе сердце.

Чтобы завоевать расположение женщины, требуется одна и та же лесть; чтобы понравиться мужчине — всякий раз разная.

Чтобы управлять человечеством, нельзя его переоценивать — так оратор, если он хочет полюбиться публике, должен презирать ее.

Еще по теме:

• Цитаты английских писателей

• Афоризмы, высказывания и цитаты Ричарда Стиля
• Цитаты и афоризмы Джорджа Галифакса

Популярно:

• Культура и искусство
• Свобода
• Пословицы про ум и глупость

Комментарии: