«Похождения бравого солдата Швейка» — это знаменитая книга чешского писателя-сатирика Ярослава Гашека в четырех томах. Она повествует о глупости руководящих и их приземленности, недальновидности, но самое главное — она призывает отвернуть наши умы и сердца от идеи войны.
Главный герой книги полюбился читателям со всего мира, потому памятников этому колоритному герою установили больше, чем автору роману. Его, к слову, несколько раз экранизировали, а Бертольт Брехт написал пьесу по этой книге во время Второй мировой войны.
О чем роман «Похождения бравого солдата Швейка»
Поначалу Ярослав Гашек писал многочисленные бытовые рассказы, но война кардинально переменила его творческое направление, и он берется за эпопею. «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» (чеш. Osudy dobrého vojáka Švejka za světové války, 1921 — 1923) — это серьезный и кропотливый труд, который так и не был закончен.
Роман обличает бюрократизм и никчемность военных, жестокость и тугодумие многих винтиков большой государственной системы. Когда настали тяжкие времена, как грибы после дождя полезли наверх все душевные уродства. Гашек не жалеет этих людей, порицая их мелкие мотивы, и показывает все противоречия как есть.
Бравый солдат Швейк — это талант, который умеет казаться дураком, выполняя приказы начальства с абсурдной точностью, понимая все дословно. Недальновидное и нечуткое начальство видит в Швейке идиота, но читателю становится ясно, кто на самом деле таковым является. Военная система и субординация выглядит глупо и нелепо, когда сталкивается с такой проблемой, как излишне послушный солдат. Швейк ставит в тупик начальство, при этом ничуть ему не противоречив, а направив как оружие их же тупость. По ходу чтения становится ясно, что война была бы невозможна, если бы в армии было побольше таким послушных Швейков.
Книга возымела сногсшибательный успех именно своей антивоенной направленностью, вызывая не только общественный, но и государственный резонанс. Не удивительно, что в военное время в чехословацкой армии эпопея была запрещена. Имя Швейка очень быстро обрело негативный оттенок, став нарицательным.
Структура произведения — отдельно взятые истории из солдатской жизни бравого солдата Швейка, а также его воспоминания. Все это обильно сдобрено юмором, а то и откровенной сатирой. Язык автора удивительно красочен, изобилует жаргонизмами и пражским арго.
Отличительной чертой этого романа от всех остальных является то, что автор его ни разу не читал сам. Каждая написанная часть была тут же отправлена издателю, и писалась сразу набело.
А теперь ознакомимся с самыми сочными и смешными цитатами романа «Похождения бравого солдата Швейка».
Бравый солдат Швейк в плену — Цитаты
Сидя в коляске для паралитиков, взятой напрокат у Стоуны, в которой вёз его по улицам королевского города ученик Богуслав, Швейк сжимал в каждой руке по костылю и выкрикивал, обращаясь к взбудораженным зрителям:
— На Белград, на Белград!
Люди смеялись и присоединялись к толпе. Первый удар — в районе Музея — достался еврею, крикнувшему: «Heil». На углу Краковской улицы толпа поколотила трех немецких денщиков и с песней «Нас не купишь — видел кукиш?» дошла до Водичковой, где бравый солдат Швейк, превозмогая боль, приподнялся на коляске и, взмахнув костылями, снова крикнул:
— А ну ещё разок: на Белград, на Белград!
Тут налетела полиция — пешая и конная. В пять минут Швейк на коляске и его ученик оказались единственными штатскими в море полицейских мундиров.
Именно у коляски для паралитиков полицейский комиссар Клима столкнулся с начальником конных полицейских Клаусом.
— Улов неплох! — заметил Клима вместо приветствия.
— Неплох улов, — кивнул ему Клаус.
— Слезайте, — приказал Швейку усатый офицер.
— Не могу, ревматизм у меня, и вообще я…
— Попридержите язык, — перебил его комиссар Клима. — Вы что, дурачками нас считаете? А ну, тащи его с коляски!
Четверо полицейских кинулись на Швейка, в то время как шестеро конных и двенадцать пеших волокли по Водичковой ученика Богуслава, вопившего что есть мочи:
— Хозяин, хозяин, ведь эти господа меня уводят!
Четыре стража с достойным их мундира усердием пытались поставить ревматика на ноги. Швейк от боли стиснул зубы:
— Сил нет…
— Посадить симулянта обратно в коляску! — раздался новый приказ, исполненный молниеносно. Только пиджак у Швейка сзади лопнул, да подкладка жилета треснула, да воротник остался в руках у одного из усердствовавших.
Двое полицейских толкали перед собой коляску с ценной добычей, человек двадцать других вышагивали рядом, а по обе стороны, насупившись, ехали ещё восемь конных «победителей».
Петушиные перья султанов развевались по ветру, кони ржали. Процессия направлялась к полицейскому управлению. И тут на губах бравого солдата Швейка появилась блаженная улыбка. Он чувствовал, что ноги словно освобождались от тяжести. Вот уже и пальцами в башмаках можно было пошевелить. Швейк стоял перед великой научной загадкой. Признаки ревматизма улетучивались по мере приближения шествия к полицейскому управлению. Лицом к лицу с полицейской системой ревматизм явно сдавал позиции, и, когда за бравым солдатом Швейком захлопнулись ворота полиции на Бартоломейской улице, он даже попытался спрыгнуть с коляски. Это сочли лишним доказательством симуляции. — сцена развита в романе (книга первая, глава VII)
Смешные цитаты из романа «Похождения бравого солдата Швейка»
- В сумасшедшем доме каждый мог говорить все, что взбредет ему в голову, словно в парламенте.
- Скромность украшает мужчину, но настоящий мужчина украшений не носит.
- — Наше дело дрянь, — начал он слова утешения.
- После вакханалий и оргий всегда приходит моральное похмелье.
- Бросаться направо и налево дерьмом — аргументация более или менее убедительная, но интеллигентный человек даже в состоянии раздражения или в споре не должен прибегать к подобным выражениям.
- В толстого эрцгерцога вернее попадешь, чем в тощего.
- Без жульничества тоже нельзя. Если бы все люди заботились только о благополучии других, то еще скорее передрались бы между собой.
- Беда, когда человек вдруг примется философствовать — это всегда пахнет белой горячкой.
- Не всем же быть умными. В виде исключения должны быть также и глупые, потому что если бы все были умными, то на свете было бы столько ума, что от этого каждый второй человек стал бы совершеннейшим идиотом.
- — Не представляю себе, — произнес Швейк, — чтобы невинного осудили на десять лет. Правда, однажды невинного приговорили к пяти годам — такое я слышал, но на десять — это уж, пожалуй, многовато!
- Пусть было, как было, — ведь как-нибудь да было! Никогда так не было, чтобы никак не было.
- От стен полицейского управления веяло духом чуждой народу власти.
- Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть у каждого государства, стоящего перед общим политическим, экономическим и моральным крахом.
- В то время как здесь короля били тузом, далеко на фронте короли били друг друга своими подданными.
- В другой раз внимательнее приглядывайтесь к тому, с кем купаетесь: в воде всякий голый человек похож на депутата, даже если он убийца.
- Я сам за собой иногда замечаю, что я слабоумный, особенно к вечеру…
- Я думаю, что на все надо смотреть беспристрастно. Каждый может ошибиться, а если о чем-нибудь очень долго размышлять, уж наверняка ошибешься.
- У солдата, которого ведут под конвоем, всегда больше опыта, чем у тех, кто его караулит.
- Вообще всё на свете вдруг показалось ему таким гнусным и отвратительным, что он почувствовал потребность напиться и избавиться от мировой скорби.
- — Самое лучшее, — сказал Швейк, — это выдавать себя за идиота.
Чешский писатель-сатирик.
Афоризмы, цитаты —
лист
1 () () Биография Ярослава Гашека >>
Цитаты из романа Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», 1921 — 1923
Великой эпохе нужны великие люди. Но на свете существуют и непризнанные, скромные герои, не завоевавшие себе славы Наполеона. История ничего не говорит о них. Но при внимательном анализе их слава затмила бы даже славу Александра Македонского.
Я искренне люблю бравого солдата Швейка и, представляя вниманию читателей его похождения во время мировой войны, уверен, что все будут симпатизировать этому непризнанному герою. Он не поджег храма богини в Эфесе, как это сделал глупец Герострат для того, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии. И этого вполне достаточно.
Приготовления к отправке людей на тот свет всегда производились именем бога или другого высшего существа, созданного человеческой фантазией. Древние финикияне, прежде чем перерезать пленнику горло, также совершали торжественное богослужение, как проделывали это несколько тысячелетий спустя новые поколения, отправляясь на войну, чтобы огнем и мечом уничтожить противника. Людоеды на Гвинейских островах и в Полинезии перед торжественным съедением пленных или же людей никчемных, как-то: миссионеров, путешественников, коммивояжеров различных фирм и просто любопытных, приносят жертвы своим богам, выполняя при этом самые разнообразные религиозные обряды. Но, поскольку к ним еще не проникла культура церковных облачений, в торжественных случаях они украшают свои зады венками из ярких перьев лесных птиц. Святая инквизиция, прежде чем сжечь свою несчастную жертву, служила торжественную мессу с песнопениями. В казни преступника всегда участвует священник, своим присутствием обременяя осужденного. В Пруссии пастор подводил несчастного осужденного под топор, в Австрии католический священник — к виселице, а во Франции — под гильотину, в Америке священник подводил к электрическому стулу, в Испании — к креслу с замысловатым приспособлением для удушения, а в России бородатый поп сопровождал революционеров на казнь и т. д. И всегда при этом манипулировали распятым, словно желая сказать: «Тебе всего-навсего отрубят голову, или только повесят, удавят, или пропустят через тебя пятнадцать тысяч вольт, — но это сущая чепуха в сравнении с тем, что пришлось испытать ему!»
Великая бойня — мировая война — также не обошлась без благословения священников. Полковые священники всех армий молились и служили обедни за победу тех, у кого стояли на содержании. Священник появлялся во время казни взбунтовавшихся солдат; священника можно было видеть и на казнях чешских легионеров. Ничего не изменилось с той поры, как разбойник Войтех, прозванный «святым», истреблял прибалтийских славян с мечом в одной руке и с крестом — в другой. Во всей Европе люди, будто скот, шли на бойню, куда их рядом с мясниками — императорами, королями, президентами и другими владыками и полководцами гнали священнослужители всех вероисповеданий, благословляя их и принуждая к ложной присяге: «На суше, в воздухе, на море…» и т. д.
— А какие оскорбления государю императору делаются спьяна? — (агент тайной полиции Бретшнейдер)
— Какие оскорбления наносятся государю императору спьяна? Всакие. Напейтесь, велите сыграть вам австрийский гимн, и сами увидите, сколько наговорите. Столько насочините о государе императоре, что, если бы лишь половина была правда, хватило бы ему позору на всю жизнь. —
(Швейк)
Чистые, уютные комнатки областного уголовного суда произвели на Швейка самое благоприятное впечатление: выбеленные стены, черные начищенные решетки и сам толстый пан Демертини, старший надзиратель подследственной тюрьмы […] Повторилась знаменитая история римского владычества над Иерусалимом. Арестованных выводили и ставили перед судом Пилатов 1914 года внизу в подвале, а следователи, современные Пилаты, вместо того чтобы честно умыть руки, посылали к «Тессигу» за жарким под соусом из красного перца и за пильзенским пивом и отправляли новые и новые обвинительные материалы в государственную прокуратуру. Здесь в большинстве случаев исчезала всякая логика и побеждал параграф, душил параграф, идиотствовал параграф, фыркал параграф, смеялся параграф, угрожал параграф, убивал и не прощал параграф. Это были жонглеры законами, жрецы мертвой буквы закона, пожиратели обвиняемых, тигры австрийских джунглей, рассчитывающие свой прыжок на обвиняемого согласно числу параграфов. Исключение составляли несколько человек (точно так же, как и в полицейском управлении), которые не принимали закон всерьез. Ибо и между плевелами всегда найдется пшеница.
— Меня тоже осматривали судебные врачи,- когда я за кражу ковров предстал перед присяжными. Признали меня слабоумным. Теперь я пропил паровую молотилку, и мне за это ничего не будет. Вчера мой адвокат сказал, что если уж меня один раз признали слабоумным, то это пригодится на всю жизнь. — («молодой человек», один из арестованных)
— Судебные доктора — стервы! Недавно на моем лугу случайно выкопали скелет, и судебные врачи заявили, что этот человек сорок лет тому назад скончался от удара каким-то тупым орудием по голове. Мне тридцать восемь лет, а меня посадили, хотя у меня есть свидетельство о крещении, выписка из метрической книги и свидетельство о прописке. —
(«скрюченный человечек», один из арестованных)
Без жульничества тоже нельзя. Если бы все люди заботились только о благополучии других, то еще скорее передрались бы между собой. — (Швейк)
