Почему Ленин открыто выступал за поражение России в Первой мировой войне


Война Великая и забытая

1 августа 2014 года исполняется 100 лет со дня объявления Германией войны России. Эта война в памяти поколений оказалась словно заслоненной последующими грозными событиями: Гражданской войной и Великой Отечественной. Войну 1914 года в советской историографии пренебрежительно называли «империалистической», о ней обычно говорилось как о неудачной для России. Но для наших предков, проливавших кровь на ее полях, она была не «империалистической», а Великой и Второй Отечественной. И простое сопоставление фактов заставляет задуматься: да такой ли уж неудачной она была для нас? Ведь в Первую мировую немцев не пустили ни на Волгу, ни к Москве, не были отданы ни Киев, ни Минск, военные действия велись лишь в Царстве Польском, Западной Белоруссии и Прибалтике. Нельзя не согласиться с современным историком: «Ни одна война, в которой участвовала Россия, не была стараниями большевиков так опозорена в народном сознании… Ни одна не оставила такого зияющего вакуума, ни одна не оказалась так затерта в памяти потомков…»[1].

О Первой мировой войне и участии в ней России мы беседуем с кандидатом исторических наук, заместителем главного редактора издательства «Дрофа» Русланом Гагкуевым.
— Руслан Григорьевич, из-за чего и почему началась эта война?
— Первая мировая, или, как поначалу ее называли, Великая европейская война, стала следствием огромного количества противоречий, накопившихся в мире к началу XX века. Противостояли в ней две группы стран. С одной стороны это были державы Антанты (название произошло от фр. entente — «согласие») — военно-политического блока Англии, Франции и России, сложившегося в 1904–1907 годах как противовес группировавшимся вокруг Германии странам. С другой стороны был Четверной союз в составе Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. По мере эскалации начавшейся войны в нее было вовлечено 38 государств. Ни один из мировых конфликтов до нее не имел такого размаха.

Германская империя, достаточно поздно сложившаяся как единое государство, фактически опоздала к колониальному разделу мира. Это стало причиной того, что Германия явилась одним из главных инициаторов передела мира, уже поделенного. Источником же конфликта между Германской и Российской империями были как экономические, так и внешнеполитические противоречия. Немало проблем накопилось и в отношениях России и Австро-Венгерской империи.

Как мы знаем из мировой истории, такая напряженность в отношениях между сильнейшими мировыми державами могла сохраняться достаточно долго. Россия не хотела войны. Не случайно П. А. Столыпин, один из творцов экономического роста страны, говорил: «Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Страна бурно развивалась, и это развитие должно было сделать ее едва ли не сильнейшей мировой державой.

Поводом к началу войны стало убийство 15 июня 1914 года[2] в Сараево сербским националистом Гаврило Принципом наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда (племянника императора Франца Иосифа I). Правительство Австро-Венгрии под давлением Германии вручило Сербии ультиматум, в котором были выдвинуты фактически заранее неприемлемые условия. Сербия не приняла их, и ровно через месяц после роковых выстрелов в Сараево Австро-Венгрия объявила ей войну, начав боевые действия.

Россия оказалась в крайне тяжелой ситуации. Конечно, можно было бы отказаться от поддержки братской страны, попавшей в беду, и остаться в стороне. Император Николай II, сделавший всё для того, чтобы избежать войны, пошел по другому пути. Он поддержал Сербию, оставшуюся один на один с сильнейшим противником. Русское правительство объявило частичную мобилизацию в стране. Заранее начавшая тайную мобилизацию и сосредоточение войск у своих границ Германия бесцеремонно потребовала от России прекращения начатых ею военных приготовлений. Не ответив на это вмешательство во внутренние дела, страна продолжила приготовления к войне. В ответ на это 19 июля Германия объявила России войну (23 июля, под нажимом германского правительства, в войну с Россией вступила и Австро-Венгрия). В последующие дни в войну вступили большинство ее главных участников, связанные международными договорами. Главными сухопутными фронтами в начавшейся войне стали Западный (Французский) и Восточный (Русский). Германская империя рассчитывала отторгнуть от России входившую в ее состав часть Польши, Прибалтику, ряд губерний Малороссии.

— Нередко приходится слышать, что России незачем было связываться с Антантой и вступать в эту войну. Между тем известны данные русской разведки о том, что Германия планировала начать войну с Россией в 1915 году. Так был ли у нас шанс избежать участия в Первой мировой или оно было неизбежно ввиду агрессивных намерений Германии?

— Международная обстановка, наверное, никогда не бывает простой. Конечно же, заключая союзный договор с Россией, и Англия, и Франция преследовали прежде всего свои корыстные интересы. Как, впрочем, и Россия. Противоречий между союзниками хватало. Однако потенциальный конфликт с Германией и Австро-Венгрией для России был все-таки более вероятен. Десятилетие перед Первой мировой войной вообще было крайне непростым для российской внешней политики. Курс на избежание войны любой ценой привел к существенным поражениям на международной арене. Достаточно вспомнить об аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины в 1908 году — «дипломатической Цусиме» Российской империи. Неудачная для России Русско-японская война 1904–1905 годов ввела германского императора Вильгельма II и его правительство в заблуждение о силе русского оружия. Россию не считали серьезным противником.

В Германии с 1890‑х годов к власти пришли агрессивные круги, которые считали войну с Россией не только возможной, но и выгодной. В германской прессе открыто пропагандировался курс «наступления на Восток», велась антирусская кампания, в которой Россия представлялась главным препятствием на пути создания «великой Германии». Даже в том случае, если бы Россия летом 1914 года бросила Сербию на произвол судьбы, остаться в стороне от международного конфликта, при той подготовке к войне, которая велась в других странах, едва ли было бы возможно.

— Когда читаешь высказывания накануне Первой мировой иных немецких профессоров, политиков, военных о превосходстве тевтонской расы, о расовой неполноценности славян, появляется ощущение, что немецкий нацизм возник не на пустом месте и что у Гитлера были достойные учителя-предшественники. Каков был в действительности моральный облик наших противников?

— Подготовка к такой большой войне, которую планировала Германия, конечно, требовала определенной идеологической обработки общества. Очевидно, что спустя два десятилетия, перед началом новой мировой войны нацистская верхушка Германии не могла не использовать опыт предшественников. Для характеристики морального состояния германского общества времен Первой мировой войны, а главное — происхождения национал-социализма во многом показателен художественный фильм австрийского режиссера Михаэля Ханеке «Белая лента — немецкая детская история» (2009). В нем вполне очевидна попытка автора показать истоки зарождения нацизма в системе немецкого воспитания и менталитета, рассказать, как зреет в обществе зло и насилие, та идеология, основатели которой развязали самую кровавую в мировой истории войну.

Между тем чрезмерная уверенность в своих силах в итоге вышла Германии боком. Начиная войну, Германская империя руководствовалась планом бывшего начальника германского Генерального штаба Альфреда фон Шлиффена. План предусматривал молниеносный разгром германскими войсками Франции. Это было важно сделать до того времени, когда «неповоротливая» Россия мобилизует и выдвинет на фронт свои войска. Но реализовать этот план германскому командованию не удалось. Виновником этого стала Россия, сумевшая в кратчайшие сроки, ценой больших жертв, начать наступление в Восточной Пруссии.

Августовская икона Божией Матери. Написана после явления Пресвятой Богородицы в 1914 году на второй месяц войны русским войскам под городом Августов (ныне территория Восточной Польши). На левой руке Пречистая держала Богомладенца, правой указывала на запад. Празднование 1/14 сентября
— Чем Вы объясните патриотический порыв русского общества после начала войны? Ведь воодушевление, действительно, было огромным: на фронт рвутся добровольцы, создается множество частных госпиталей для раненых, дамы из высшего общества, включая царскую семью, трудятся сестрами милосердия…
— Главной причиной, толкавшей в 1914 году все слои населения России на фронт, было осознание того факта, что Германия — агрессор. Настрой русского правительства на сохранение мира был хорошо известен в обществе. Угроза со стороны «вероломных германцев» пробудила в населении страны социальный инстинкт самосохранения. Другой причиной, которая была понятна простому народу, явилась необходимость защитить право на существование единокровного и единоверного сербского народа, сочувствие к попавшему в беду младшему брату.

В манифестах от 20 и 26 июля 1914 года государь прямо обозначил причины, по которым Россия вступает в войну: сохранение территориальной целостности, защита чести, достоинства и положения нашей страны среди великих держав и славянских народов. Сам по себе факт объявления Германией войны России способствовал восприятию в обществе этой войны как отечественной, главная цель которой — отражение агрессии. По всей России священниками совершались молебны «о даровании победы над вероломным и коварным врагом». В городах состоялись массовые шествия и манифестации в поддержку правительства, особенно мощные прошли в Санкт-Петербурге и Москве. Показательно, что уже на следующий день после объявления войны в Санкт-Петербурге на Дворцовой площади поддержать власть собрались тысячи людей. Это были представители всех сословий российского общества: интеллигенция, мещане, рабочие, крестьяне из близлежащих деревень. Они все дружно опустились на колени перед вышедшими на балкон Зимнего дворца государем и государыней. Николай II зачитал народу манифест о вступлении России в войну и первым торжественно принял присягу на Евангелии. 4 августа государь с семьей прибыл в Москву, на улицах которой его с воодушевлением встретили около полумиллиона москвичей и подмосковных крестьян. В Успенском соборе Московского кремля прошел торжественный молебен «во славу русского оружия». То, что общество встретило начавшуюся войну в едином патриотическом порыве,— бесспорно.

Патриотизм русского общества проявился и в готовности широких слоев населения к самопожертвованию. Так, первая из мобилизаций военного времени (всего их было 19) прошла не просто успешно и быстро — явка на нее призывников была почти стопроцентной. Она привела также к началу массового добровольческого движения. В армию шли многие молодые люди, имевшие отсрочку от призыва. Это были студенты, интеллигенция, рабочие оборонных заводов, имевшие бронь. Добровольно записались в армию писатели В. В. Вересаев и А. И. Куприн, поэт Н. С. Гумилев, многие другие деятели культуры и науки. Показательно, что даже находившиеся в ссылке революционеры подавали прошения властям, в которых просили направить их в действующую армию. Можно сказать, что все слои российского общества отнеслись к начавшемуся мировому конфликту не только с должным пониманием, но и с готовностью к самопожертвованию.

Одно из немногих исключений составляли российские социал-демократы. Если лидер меньшевистской фракции Российской социал-демократической рабочей партии Г. В. Плеханов с началом войны занял национальную позицию и призвал к борьбе с немецким империализмом, то о лидерах большевистской фракции этого сказать нельзя. Так, лидер большевиков В. И. Ленин считал, что начавшуюся мировую войну следует приветствовать, так как поражение в ней — мост к революции. По его мысли, мировая война должна была перерасти в войну гражданскую. Никто в России в 1914 году не мог себе представить, что всего через три года по разным причинам настроения в обществе так сильно изменятся, а большевики получат возможность легально проводить в массы свою политическую программу.

— Какова была степень готовности России к войне?

— К 1914 году Россия не была в полной мере готова к мировой войне. Русско-японская война 1904–1905 годов со всей очевидностью показала необходимость реформирования и укрепления армии и флота. Об этом по окончании войны с Японией очень много писалось в военной прессе. Российское правительство провело ряд мероприятий, направленных на укрепление обороноспособности страны: по усилению боеспособности армии, по централизации высшего военного управления, реорганизации армии и улучшению ее технического оснащения. Военные преобразования, проведенные в России в 1905–1912 годах, сыграли положительную роль во всех сферах военного дела. Но многое из намеченного по разным причинам реализовать всё же не удалось. Согласно расчетам русского Генерального штаба, при нужных темпах экономического роста страна была бы готовой к масштабной мировой войне к 1917–1919 году. Эта неготовность и выявилась буквально в самом начале вооруженной борьбы. Материально-техническое обеспечение, транспортная сеть были уязвимыми местами нашей действующей армии и тыла. Великое отступление 1915 года стало следствием недостаточной готовности страны к войне. В то же время самопожертвование и проявленный уже в первые дни войны героизм русских солдат и офицеров, их готовность к подвигу во имя чести и величия Отечества в значительной мере свели к минимуму техническое превосходство противника.


Плакат, изображающий подвиг казака Кузьмы Фирсовича Крючкова, в схватке с неприятелем уничтожившего 11 немецких улан. Крючков стал первым нижним чином, награжденным на Великой войне Георгиевским крестом (IV степени). В Гражданскую войну воевал на стороне белых. Погиб в бою в августе 1919 года (по другим сведениям, раненым был взят в плен красными и расстрелян)

— Все страны-участницы подписали Гаагскую конвенцию о гуманном обращении с пленными, но все ли ее выполняли? Каким в реальности было положение наших пленных в Германии?

— Российская империя была одним из инициаторов созыва в 1907 году Второй Гаагской мирной конференции, в которой приняли участие 44 государства. Этот международный форум принял 13 гаагских конвенций. Эти конвенции, в основу которых лег принцип гуманизации войны, имели, безусловно, прогрессивный характер. Однако важнейшие предложения, прозвучавшие в Гааге — об ограничении вооружений и введении третейского суда для разрешения международных конфликтов, — не получили поддержки большинства великих держав и, главным образом, Германии.

Число русских солдат и офицеров, попавших в плен в годы Первой мировой войны, было невиданным для нашего общества. По подсчетам выдающегося русского военного ученого генерала Н. Н. Головина, всего в плен попало порядка 2,4 млн человек. Жизнь в плену в годы мировой войны ни для кого не была легкой. Прокормить такую массу ртов взявшим их в плен странам, учитывая все экономические сложности, конечно, было непросто.

Многие из пленных привлекались к разного рода работам. Случаи отказа пленных от работы, идущей во вред не только России, но и ее союзникам по войне, были довольно частыми. Показательно донесение русского военного агента в Сербии. В начале 1915 года туда прибыли «бежавшие из австрийского плена семь нижних чинов… Они и оставшиеся в плену их товарищи принудительно привлекались австрийскими властями к устройству укреплений на Сербском фронте. С целью принуждения к работе наших пленных подвергали жестоким истязаниям. В этом отношении, по словам старшего унтер-офицера Соловьева и других пленных из Дольского лагеря (в Словакии), заслуживает упоминания молодецкое поведение пленного, рядового 82‑го пехотного Дагестанского полка Николая Алексеева, родом чуваша. За отказ рыть окопы названного нижнего чина австрийцы подвесили сначала на 20 мин на бечевке к дереву, причем австрийский офицер с револьвером в руке все время грозил ему смертью. От этого зрелища отворачивались даже караульные австрийцы. Когда и на следующий день рядовой Алексеев отказался рыть окопы, его увезли на десять дней в Винковцы, по возвращении из Винковцов в Доль названный рядовой снова отказался рыть траншеи, хотя австрийцы и убеждали его в том, что возводимые окопы предназначаются против итальянцев, а не против русских. После этого рядового Алексеева вновь увезли из Доля неизвестно куда, и дальнейшая участь его неизвестна. Поведение означенного чина Русской армии произвело сильное впечатление как на наших пленных, так и на австрийцев. Офицер при тюрьме, где был заключен рядовой Алексеев, вывел заключенных австрийцев и, назвав их за недостойное поведение “внутренними врагами государства”, поставил им в пример русского Алексеева, проявившего столь глубокую преданность своей Родине».

Приведу еще один документ, характеризующий отношение к пленным нашего противника. «20 марта в штаб 1‑й армии прибыл бежавший от немцев разведчик 1‑й армии, бывший запасной, младший унтер-офицер 141-го Можайского полка Порфирий Панасюк, с обрезанным правым ухом и изуродованным носом, — говорится в приказе главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерала М. В. Алексеева. — По показанию Панасюка, его захватили немцы в ночь с 15 на 16 марта севернее Мышинца, откуда препроводили в Россов, по-видимому в какой-то немецкий штаб. Там в присутствии десяти немецких офицеров ему предложили за денежное вознаграждение шпионить в пользу немцев, а предварительно начали принуждать дать сведения о расположении наших войск. На категорический отказ Панасюка со стороны немецких офицеров последовала угроза, что ему в случае упорства будут резать по кускам уши, нос, выколют глаза и, наконец, повесят за ноги. Угроза не поколебала мужества Панасюка; он вновь отказался дать какие-либо сведения о наших войсках.

Тогда один из офицеров приказал принести ножницы и приступил к зверской пытке. Собственноручно отрезал сначала мочку правого уха, затем последовательно, за четыре раза в течение часа обрезал кругом ушную раковину, оставив небольшой хрящ вокруг слухового прохода; в то же время другой офицер изуродовал нос рукою, отделив хрящ от костей, одновременно нанося удары кулаком по зубам. Мужественно, самоотверженно перенося пытку, Панасюк упорно продолжал отказываться [отвечать] на предложенные ему вопросы о наших войсках. Не достигнув успеха более чем часовой пыткой, допрашивающий офицер приказал отвести Панасюка под арест. На пути Панасюк, пользуясь темнотой ночи, бежал от сопровождающего его конвоя и вышел на фронт наших войск, откуда был доставлен в штаб 1-й армии, а затем в лазарет общины Красного Креста в Варшаве. За проявленное во имя присяги и верности долгу и Родине мужество, стойкость и самоотверженность под пыткой наших врагов командующий 1-й армией наградил Панасюка Георгиевским крестом 4‑й степени и денежным пособием».

Россия старалась не оставлять в беде своих пленных. Организовывалась гуманитарная помощь русским солдатам и офицерам, находившимся в германских и австрийских лагерях, направлялись делегации, обследовавшие положение русских военнопленных. О жизни русских солдат и офицеров в немецких лагерях хорошо рассказывают автобиографические повести В. В. Корсака (Завадского). Будучи офицером 171‑го пехотного Кобринского полка, в ноябре 1914 года он был ранен и попал в плен. На протяжении почти всей войны (до февраля 1918 года) он находился в Мюнхенском лагере военнопленных в Германии, о чем рассказал в повестях «Плен» и «Забытые», переизданных в современной России.

Но не нужно забывать, что в плен попадали не только русские военнослужащие. Еще большее количество солдат и офицеров противника взяли в плен союзники по Антанте. Численность германских военнопленных составляла почти 1 млн человек, австро-венгерских — 2,2 млн. К 1918 году в русском плену находилось почти 2 млн бывших военнослужащих немецкой, австрийской, турецкой и болгарской армий.

Один из лидеров Белого движения, Главнокомандующий Русской армией в Крыму генерал Петр Николаевич Врангель. В 1914 году за подвиг, совершенный у селения Каушен (Восточная Пруссия), ротмистр Врангель стал первым офицером на Великой войне, награжденным орденом Святого Георгия (IV степени)
— Каково было состояние Русской армии и общества к 1917 году?
— К кампании 1917 года Россия была готова лучше, чем к предшествующим. Были учтены ошибки как в стратегическом планировании, так и в материально-техническом снабжении армии. Для России большое значение также имело то обстоятельство, что в сентябре 1916 года на северном побережье Кольского полуострова был заложен незамерзающий порт Романов-на-Мурмане (переименованный в апреле 1917 года в Мурманск). К ноябрю же 1916-го закончилось строительство Мурманской железной дороги, связавшей морской порт с Центральной Россией. Союзные конвои теперь могли прибывать в Россию круглогодично.

Во всех крупных сражениях 1916 года (под Верденом во Франции, в Трентино в Италии, в Восточной Галиции на Восточном фронте) силы Антанты добились больших побед. К началу кампании 1917 года Англия, Франция и Россия всё больше превосходили страны Четверного союза как по численности войск (14 млн против 7,3 млн человек), так и по вооружению и материально-техническому обеспечению. После вступления в апреле 1917 года[3] в войну США перевес Антанты стал еще большим. Стратегическая инициатива перешла к союзникам по Антанте — 1916 год окончательно подорвал военную и экономическую мощь Германии и ее союзников. Верховное командование стран Антанты намеревалось нанести согласованные крупные удары на Русском и Французском фронтах, результатом которых стал бы окончательный разгром Четверного союза к концу наступившего года.

Русская армия хорошо подготовилась к весеннему наступлению 1917 года. Во время зимней передышки временно исполняющий обязанности начальника штаба Верховного главнокомандующего генерал В. И. Гурко провел реорганизацию армии, позволившую снизить численность солдат на передовой (как следствие — снижались потери), увеличив при этом огневую мощь дивизий. В отличие от предыдущих лет, винтовок и боеприпасов для кампании 1917 года было достаточно.

Победа в войне уже была не за горами. Для ее достижения оставалось предпринять последние усилия. Но при всей готовности Русской армии к новым боям в самой стране наблюдалась явная усталость населения от войны. Она, наверное, не была бы критической при сохранении политической стабильности. Но политическая ситуация в стране раскачивалась как думскими партиями и деятелями, так и не всегда продуманными действиями самого правительства. Ожиданиям скорой победы, к сожалению, сбыться было не суждено. Наступил февраль 1917 года. Антиправительственная риторика многих думских политиков, вошедших впоследствии в разные составы Временного правительства, сыграла немалую роль в событиях февраля 1917-го. Ни один из фактов измены, о которых говорилось с высоких думских трибун, доказать позднее новой власти не удалось.

— Февральские события, как известно, стали началом развала армии и страны. Сыграл ли роль в их подготовке «золотой немецкий ключ большевиков», если воспользоваться выражением С. П. Мельгунова?

— Февральская революция, безусловно, стала подарком для Германии, но в самих этих событиях она не сыграла какой-либо заметной роли. Конечно, германская агентура вела подпольную работу в России, но практические результаты были гораздо скромнее последствий февральских событий. Участие Германии было значимо уже для прихода большевиков к власти в октябре 1917 года и, отчасти, в последовавшей затем Гражданской войне. Здесь я могу адресовать читателей как к работам С. П. Мельгунова, воспоминаниям Б. В. Никитина «Роковые годы», так и к книгам современных исследователей.

Как отмечал в своих воспоминаниях начальник штаба Германской армии генерал Э. Людендорф, после октября 1917 года «доверие к большевикам нашего правительства… доходило до такой степени, что оно обещало господину М. Иоффе (полпреду Советской России в Берлине.— Р. Г.) снабжение оружием и боеприпасами». Одним из самых известных фактов поддержки немцами большевиков в Гражданской войне стало участие немецких офицеров в подавлении Ярославского восстания в июле 1918 года. Известно, что ярославские повстанцы во главе с генералом П. П. Карповым, понимая всю опасность продолжения сопротивления для населения Ярославля, беспощадно обстреливаемого большевиками, сдались 21 июля Германской комиссии военнопленных № 4 во главе с обер-лейтенантом Балком. В обращении «Гражданскому населению города Ярославля», подписанном последним, заявлялось, что «Комиссия передаст штаб в качестве военнопленных Германской империи своему непосредственному начальству в Москве, где дано будет всё дальнейшее». Что означала туманная формулировка «где дано будет всё дальнейшее», стало ясно уже на следующий день. Балк выдал весь штаб повстанцев и многих рядовых участников советскому Чрезвычайному штабу Ярославского фронта.

Вот как описывал свое участие в «русской смуте» сам Балк в интервью русской эмигрантской газете «Возрождение»: «Я Россию знаю хорошо. Работал в ней три года. Нас было человек двадцать. Одни были “взяты в плен”, другие — пробрались иными способами. Я сам — через Финляндию. Все владели языком: многие жили в России до войны, и все прошли повторный практический курс перед командировкой. Натаскивали не в одном языке: я наверное знал наизусть планы и названия улиц нескольких городов, где должен был работать. Учили и другим вещам. Последнюю проверку мне делал и давал мне наставления сам Бауер (офицер разведотдела германского Генерального штаба.— Р. Г.). По его же распоряжению по прибытии в Россию я поступил в непосредственное ведение нашего агента (майора) Титца… До большевистского переворота я работал в Кронштадте. У меня было два главных агента по разложению личного состава, работавших сперва прекрасно, а потом возомнивших о себе и под конец совсем отбившихся от рук,― Михельсон и Рошаль (председатель Кронштадтского горкома РСДРП(б) после февраля 1917 года.—Р. Г.). Они были даны летом 1917 года старым революционером Натансоном (М. Натансон — революционер-народник, один из основателей и член ЦК партии эсеров, разделял убеждение большевиков в необходимости перерастания мировой войны в гражданскую.— Р. Г.), с которым Бауер нас связал еще до командировки (я виделся с Натансоном в Цюрихе). После Октябрьской революции некоторое время я был в комендатуре Смольного под фамилией бывшего корнета Василевского. Титц же в дни переворота находился в Москве и там наладил обстрел Кремля — он артиллерист. Потом мне пришлось с ним работать вместе: мы усмиряли Ярославское восстание. Он лично руководил орудийным огнем, я командовал батареей… Немало колоколен удалось сбить! Похвастаюсь: не будь нашей организации, еще неизвестно, во что бы обернулось дело!».

— Какие последствия для страны имел Брестский мир, который даже его творец Ленин называл «похабным»?

— Заключение в марте 1918 года мирного договора со странами Четверного союза, печально известного потомкам как Брестский или «похабный» мир, стало одним из первых внешнеполитических шагов советской власти. Подписание мира позволило большевикам удержать власть в стране в крайне тяжелой для них ситуации и подмять под себя политических противников. Но это соглашение с внешним врагом, с которым Россия на протяжении последних четырех лет вела ожесточенную борьбу, обошлось стране дорогой ценой. Согласно ратифицированному 15 марта IV Чрезвычайным съездом Советов мирному договору, от России отторгались Прибалтика и часть Белоруссии; в Закавказье к Турции отходили Карс, Ардаган и Батум. Украина и Финляндия признавались Советской Россией самостоятельными государствами. Оккупации подлежала территория бывшей Российской империи площадью около 1 млн км2, на которой проживало около трети всего населения страны и располагалась примерно половина всей промышленности. Кроме того, Совет народных комиссаров обязался демобилизовать армию (включая вновь образованные части Красной армии), а корабли флота обязаны были уйти в русские порты и разоружиться. Восстанавливались и крайне невыгодные для России таможенные тарифы 1904 года в пользу Германии.

Но еще более невыгодным для страны стало подписание 27 августа 1918 года в Берлине в дополнение к ранее заключенному Брестскому мирному договору русско-германского договора и финансового соглашения, согласно которому гарантировалась выплата Россией Германии военной контрибуции в размере 6 млрд марок. Кроме того, Германии предоставлялась четвертая часть добытой в Баку нефти и нефтепродуктов. Германия продолжала оккупацию Донецкого угольного бассейна, а России при этом предоставлялась возможность получать уголь в количестве 3 тонн за тонну нефти и 4 тонн за тонну бензина. Предусматривалась также передача Германии практически всего боевого состава Черноморского флота, в том числе и самых мощных и современных кораблей — дредноутов «Императрица Екатерина Великая», «Император Александр III», а также эсминцев типа «Новик», сравниться с которыми могли лишь немногие корабли аналогичных классов зарубежных государств.

— Не хотелось бы заканчивать разговор о Великой войне Брестским миром. Расскажите, пожалуйста, хотя бы о некоторых героях Первой мировой — их ведь было немало, но помнят их куда хуже, чем героев Великой Отечественной. Все знают о Брестской крепости, но многие ли знают об Осовце? У всех на слуху имя Алексея Маресьева, но имя Юрия Гильшера большинству наших соотечественников неизвестно…

Штабс-капитан Пётр Николаевич Нестеров, летчик, авиаконструктор, многие идеи которого опередили свое время. Основоположник высшего пилотажа, разработал и первым в мире выполнил фигуру «мёртвая петля». С начала войны на фронте. Австрийское командование обещало крупную денежную награду тому, кто собьёт Нестерова. 26 августа 1914 года первым в истории авиации применил воздушный таран, сбив аэроплан противника, летевший бомбить расположение наших войск. Погиб в возрасте 27 лет Корнет Юрий Владимирович Гильшер, летчик-ас. Добровольцем ушел на Великую войну вскоре после ее начала. Погиб 7 июля 1917 года

— О героях Первой мировой войны важно и нужно говорить. В пантеоне русской славы рядом с защитниками Брестской крепости должны, безусловно, встать и защитники крепости Осовец, которая держала осаду превосходящих сил противника с сентября 1914 по август 1915 года, выдержав несколько натисков врага. Граждане современной России, конечно же, должны знать имена первого Георгиевского кавалера Первой мировой донского казака Кузьмы Крючкова, в неравной кавалерийской схватке уничтожившего 11 германцев, военного летчика Юрия Гильшера, вернувшегося в действующую армию после ампутации ноги и продолжившего сбивать в небе вражеские самолеты (награжденный рядом боевых орденов, в том числе Святого Георгия IV степени, он геройски погиб в возрасте 22 лет в неравном бою двух наших самолетов против 16 аэропланов противника), сестру милосердия Римму Иванову, которая повела в атаку оставшихся без офицеров солдат и получила смертельное ранение. Этот список героев можно продолжать долго.

Героизм проявляли как офицеры, так и многие простые солдаты. Так, за время Первой мировой войны состоялось множество побегов из плена и рядовых, и офицеров. Характерен приказ по 3‑му кавалерийскому корпусу, отданный его командиром генералом графом Ф. А. Келлером в декабре 1915 года: «Сегодня вернулся из австрийского плена раненный в бою под Котуманом и взятый там в плен подпрапорщик 10‑го уланского Одесского полка Пензар. В первый раз он бежал из-за города Вены, куда его завезли австрийцы. Около Будапешта он переплыл Дунай и, скрываясь, прошел 400 верст до румынской границы, где опять был схвачен австрийцами. Отправленный на работы на Сербский фронт, подпрапорщик Пензар вновь бежал и через всю Сербию и Румынию вернулся в Россию в свой родной полк. Честь и слава отважному улану! Дай нам Бог побольше таких богатырей! Награждаю подпрапорщика Пензара как уже имеющего три степени Георгиевского креста Георгиевским крестом 1-й степени и предписываю представить его в прапорщики». За несколькими строками этого приказа стоит подвиг человека, совершившего сложнейший побег из вражеского плена, преодолевшего несколько сотен километров для того, чтобы вернуться в свой полк.

Пример героев Первой мировой войны крайне важен для патриотического воспитания молодежи. То, что о них почти ничего не было известно из школьного курса истории,— наша беда. Хорошо, что в одобренном в начале 2014 года руководством страны историко-культурном стандарте школьного образования Первой мировой войне наконец-то уделено существенно больше места, чем ранее. Надеюсь, что в год столетнего юбилея со дня ее начала мы сможем познакомиться с большим количеством добротных публикаций современных историков, которые позволят нам полнее представить картину происходившего на ее фронтах, лучше узнать ее героев.

Журнал «Православие и современность» № 29 (45)

Оксана Гаркавенко

LiveInternetLiveInternet

В свете приближающегося 100-летия со дня начала Первой мировой войны, которое мы будем отмечать 1 августа 2014 года, «НВ» запускает новый спецпроект – «Великая война. 1914–1918». В течение ближайших месяцев наша газета будет публиковать статьи историков, философов, военных экспертов и различные архивные материалы, связанные с одним из наиболее масштабных вооружённых конфликтов ХХ века. Цикл публикаций открывают размышления доктора исторических наук, президента «Фонда исторической перспективы» Наталии Алексеевны НАРОЧНИЦКОЙ.

– В преддверии 100-летия Первой мировой войны с сожалением приходится констатировать, что память об этом важнейшем для нашей страны событии занимает незаслуженно скромное место в российском историческом сознании. В чём же причина? Конечно, свою роль сыграло то, что Первую мировую войну затмили две революции в России и Великая Отечественная война, Великая Победа мая 1945-го, добытая невиданным в истории национальным сверхусилием. Однако по степени влияния на дальнейший ход российской и всемирной истории события 1914–1918 годов имеют колоссальное значение, предопределив и будущую Вторую мировую войну.

Но главная причина незаслуженного забвения Первой мировой войны в отечественном сознании состоит в том, что она подверглась в советское время искажённым идеологизированным трактовкам. Если посмотреть школьные и институтские учебники истории начиная с 1920-х годов, то в них эта война охарактеризована как «империалистическая», «несправедливая» и «ненужная народу».

Причина очевидна. В русле революционной исторической «школы Покровского» и Института красной профессуры, заложивших классовый подход к истории, всё, что было до революции, объявлялось архаической борьбой за ложные и враждебные «трудящимся» интересы. И главное, нужно было оправдать лозунг Ленина: «Поражение собственного правительства в войне» – катализаторе мировой пролетарской революции. Этот сомнительный с моральной точки зрения тезис можно было оправдать лишь объявлением Первой мировой войны «преступной империалистической бойней».

Неудивительно, что после десятилетий идеологической обработки память о Первой мировой войне в значительной мере стёрлась в российском историческом сознании. У нас почти не помнят и не чтут героев, павших в боях за честь и достоинство Отечества. Разве что изредка упоминается Алексей Брусилов, да и то благодаря его переходу потом на сторону большевиков. У нас почти полностью отсутствуют памятники, связанные с событиями 1914–1918 годов. Редкие исключения – возведённая в 2008 году стела в Царском Селе под Петербургом и мемориальный камень в Калининградской области на чудом сохранившихся братских могилах участников ожесточённых боёв за свою историю.

Сегодня, в связи с приближающимся столетним юбилеем Первой мировой появился повод научиться рассматривать эту «вторую Отечественную» панорамно, при этом сохраняя сопричастность и ничего не лакируя. Необходимо бережно восстанавливать память о тех событиях, подвергая пересмотру идеологически мотивированные оценки. А для этого в первую очередь нам предстоит развеять наиболее устойчивые и деструктивные мифы, которые мешают по достоинству оценить подвиг наших предков и осознать истинное значение событий 1914–1918 годов для истории России.

Но о каких мифах идёт речь? Миф № 1. России не стоило ввязываться в эту войну

Некоторые залихватские «специалисты» по истории любят тиражировать тезис: «Участие России в Первой мировой войне – глупость и трагическая ошибка, которую можно было избежать». Или: «Нам не стоило вмешиваться в эту бойню ради спасения Сербии». Что тут скажешь? Не отделаться от впечатления, что подобные оценки – смесь наивности и самоуверенного желания выдвинуть антитезу доминирующей точке зрения.

Будучи одним из активнейших участников «европейского концерта держав», Россия не могла остаться в стороне от событий такого масштаба, которые разворачивались прямо у её границ и в регионе её ответственности и безопасности – на Балканах и в Проливах (Босфор и Дарданеллы. – Прим. ред.). И дело вовсе не в «империалистическом» стремлении заполучить новые рынки сбыта и приписываемой ложно России идее овладеть Константинополем. Россия обладала собственным, ещё не освоенным внутренним рынком, который обещал стать по масштабам европейским, и поэтому не была в состоянии острого экономического соперничества с другими государствами.

И территориальных претензий наша страна совсем не имела. Никогда не ставилась и конкретная цель овладеть Константинополем. Да, была мечта – водрузить православный крест на святой Софии! (Глядя на то, как турки сегодня не стесняются салютом праздновать порабощение Константинополя, невольно об этом размечтаешься…) Но геополитически это нужно было бы лишь для того, чтобы нельзя было перекрыть нам Проливы. При этом Россия всегда осознавала, что овладение Царьградом практически невозможно и вызвало бы такое единодушное неприятие ведущих западноевропейских держав, особенно Англии, преодолеть которое не помогла бы никакая сказочная военная мощь.

Существует лишь записка дипломата Александра Нелидова к государю от 1896 года, где он размышляет над шансом и возможностью взятия Константинополя. Эту записку «обсасывали» обличители «агрессивной политики царизма» из Института красной профессуры. Однако фактом является, что на совещании министров она вызвала сугубо отрицательное отношение! Сам государь оставил ремарку: «ЕСЛИ бы это было возможно!» На совещании обсуждали опасность для России кризиса в Оттоманской Турции, который немедленно вызвал бы вход в Босфор флотов западно-европейских держав. Ставилась задача при таком развитии событий хотя бы успеть со всеми, чтобы не быть вытесненными!

Согласно документам, а не домыслам, вопрос о Константинополе вновь начал рассматриваться уже в ходе войны. В 1915 году, когда между Англией и Францией встал вопрос о разделе аравийских владений Турции и защите православных на бывших турецких территориях, Англия, кстати, уже тогда выторговала себе контроль над нефтеносными Мосулом и Кувейтом. Так что забота о «демократии в Ираке» имеет очень давние и весьма меркантильные подоплёки! Россия тогда и начала прощупывать возможности прочного и ответственного присутствия в Константинополе. Но достижимой конфигурацией видели не единоличный, опять же, а международный контроль, «но с русскими пушками на Босфоре». Кстати, некоторые историки считают, что после согласия на такой вариант Англия начинает финансировать революцию в России, чтобы не выполнять своё обещание…

Стратегические устремления к началу XX века сошлись на европейских морских рубежах России в Восточной и Юго-Восточной Европе и сохранились до начала XXI века. Интересы сформировавшегося треугольника Британии, России и Германии столкнулись на Балканах, в регионе Проливов, а также на Балтике, куда Германию влекли её амбиции на Востоке и где после Первой мировой войны сразу проявились интересы Британии и США.

Неизбежность вовлечения России в Первую мировую войну определена была критической необходимостью защитить результаты своей многовековой истории! Ей грозила утрата итогов трёхсотлетней работы на северо-западных и южных рубежах, стратегических выходов к Балтийскому и Чёрному морю, утрата права прохода через проливы. Недаром ещё выдающийся русский дипломат Александр Горчаков в своё время говорил, что черноморские проливы – это лёгкие державы, перекрыв которые Россию легко удушить.

Центральные державы во главе с кайзеровской Германией стремились одновременно к «Дранг нах Остен» и «нах Зюден» – мечтая о выходе к тёплому Средиземному морю через Балканы и о вытеснении России с Балтики и из региона Проливов. Успех такого плана позволил бы германцам разрезать Европу по стратегическому меридиану от моря до моря, отбрасывая Россию в тундру, а французов в Атлантику. Кайзер Вильгельм усиленно строил флот и железную дорогу Берлин – Багдад, что грозило обесценить морские пути Англии к нефтяным районам Ближнего Востока.

Разумеется, безучастно наблюдать за этими событиями Россия не могла, ибо такая перспектива означала бы конец статуса великой державы и последующую утрату самостоятельности. Что же касается поддержки единоверной Сербии, то бросить её на произвол судьбы мы не могли не только по религиозным, но и по стратегическим соображениям. В случае её захвата нам пришлось бы встретить начатую не нами войну в более неблагоприятных условиях – захват Балкан создал бы стратегический плацдарм, и кайзер создал бы «берлинский халифат», став привратником Проливов вместо турецкого султана. И не забывайте, что Германия объявила войну России, а не наоборот! Миф № 2. Действия России были обусловлены только геополитикой

Впрочем, движение к Первой мировой помимо сугубо геополитических целей имело и идеологические подоплёки. Огромное количество коммунистических, социал-демократических, масонских, либеральных организаций думало не о национальных интересах, а мечтало о крахе политических систем и традиций, чтобы на развалинах старого мира привести мир к единому образцу. Представителей этих «прогрессивных» кружков отличала лютая вражда к церкви, христианству, традиционным ценностям, монархии и государственному суверенитету – всему тому, что они считали атрибутами «мрачного прошлого».

Причём такие идеи в равной степени были присущи не только большевикам с их проектом пролетарского интернационала. Бесчисленные тайные общества прямо рассчитывали, что кровавые столкновения превратят Европу в «чистую доску», на которой после обрушения христианских монархий можно будет начертать новые идейные постулаты будущего мира.

Разумеется, оставаться в стороне от этих процессов Россия тоже не могла. Будучи православной монархией, она в годы Первой мировой войны отстаивала идеалы традиционной Европы – классическое международное право, национальный суверенитет, религиозные и семейные ценности. Даже формирование франко-русского союза для России – оплота христианской государственности – было затруднено республиканским статусом «безбожной» Франции, которую надо было сделать в глазах России «союзоспособной»! Ради сближения Парижа и Петербурга пришлось изрядно потрудиться Ватикану, для которого появление русско-французского союза было желательным сценарием. С его подачи кардиналы стали петь здравицы Французской республике, чем, кстати, повергли в шок многих правоверных католиков.

Россия не искала войны, это факт. У истоков идеи разоружения, международных миротворческих усилий и арбитража стоял российский император Николай II, движимый глубоким осознанием грядущей эпохи, когда война становилась не продолжением политики иными средствами, а величайшим мировым бедствием, гибелью миллионов людей, что обессмысливало даже победу. И в отличие от президента США Вудро Вильсона, который своей Программой из XIV пунктов маскировал задачу диктовать свои условия через международные механизмы с позиций своей колоссально возросшей силы, — ничего подобного в сознании благородного государя не было.

Таким образом, Россия в Первой мировой войне сражалась за свои границы, за их безопасность, за свои уже обретённые выходы к морю, за суверенитет, веру и судьбы христиан. Миф № 3. России следовало принять сторону не Антанты, а Германии

Ещё один популярный миф состоит в том, что в Первую мировой войну Николай II якобы неправильно выбрал союзника, что в конечном итоге и привело к национальной трагедии 1917 года. России-де, следовало сражаться на стороне Германии, а не Антанты! Некоторые в своих фантазиях верят, что Россия готова была в ходе войны на сепаратный мир с Германией… Конечно, сегодня остаётся только сокрушаться о том, что российско-германские отношения в ХХ веке были взорваны двумя страшными походами немцев на Восток. Ведь между Россией и Германией на протяжении столетий имело место плодотворнейшее сотрудничество. Недаром в германской культуре и сегодня сохраняется стойкое, хотя и небольшое славянофильское течение.

Но домыслы не выдерживают никакой критики. Нельзя же игнорировать тот факт, что основные геополитические амбиции Германии лежали именно на Востоке. Да, легендарный Отто фон Бисмарк завещал ни в коем случае с Россией не воевать. Известны его слова: «На Востоке у нас врагов нет». Но почему-то немецкие милитаристские круги, эти птенцы бисмаркова гнезда, только на Восток и смотрели, позабыв о мудрых предостережениях «железного канцлера».

Уже за двадцать лет до Первой мировой в секретной записке видного дипломата, будущего канцлера Бернгарда фон Бюлова написано: «В будущей войне мы должны оттеснить Россию от Понта Евксинского и Балтийского моря. От двух морей, которые дали ей положение великой державы. Мы должны на 30 лет как минимум уничтожить её экономические позиции, разбомбить её побережья». О чём это говорит? Война с Россией считалась в Берлине неизбежной ещё в девяностые годы XIX века!

Известны взгляды кайзера Вильгельма, ненавидевшего славян, речи в бундестаге, геополитическая доктрина Фридриха Науманна, свидетельствующие о территориальных амбициях кайзеровской Германии именно на востоке Европы и в отношении Российской империи. Существует карта пангерманистов 1911 года (к слову, она очень напоминает карту расширения НАТО на Восток), на которой в супергерманское образование входят прибалтийские владения России, Украина, вся Восточная Европа, Балканы до Чёрного моря. Наконец, нельзя не вспомнить заключённый большевиками Брестский мир: он-то и показывает, ради каких целей Берлин вёл войну.

В начале ХХ века непомерные амбиции Австро-Венгрии и Германии привели к краху кайзеровской Германии и Австро-Венгрии. Урок не был усвоен, и Гитлер повторил самоубийственный натиск. В Германии некоторые умы до сих пор задаются вопросом, как одарённую и бурно развивающуюся нацию с исполинским культурным потенциалом могли ослепить чудовищные амбиции и ошибочные геополитические расчёты? В своих мемуарах предпоследний царский министр иностранных дел С. Д. Сазонов полагал, что, не возомни немцы себя господином мира в начале ХХ века, их стремительный экономический рост, талант промышленников и инженеров вкупе с умением эффективно работать сами по себе уже через десяток лет выдвинули бы Германию на первые роли в Европе.

Однако сближение России и Германии – фактор стабильности континентальной Европы – вызывает настоящий кошмар у англосаксов с начала ХХ века вплоть до настоящего времени. Тот же блок НАТО Америка создала не только против СССР, который вовсе не стремился продвигаться в Западную Европу, едва справляясь с обретённой зоной контроля в Восточной Европе. Одна из целей европейской интеграции состояла в растворении и сковывании исторического потенциала и воли Германии. Миф № 4. Россия воевала неудачно

Широко известна ещё одна «классовая» оценка из советских учебников: «Россия в 1914 году была стагнирующей деспотией, отсталой по сравнению с другими великими державами и обречённой на поражение». Однако специалисты доказали на документах, что острые трудности в экономике и финансах в ходе войны не были исключительно российским явлением. Девальвация валюты, рост государственного долга, продовольственный кризис и карточная система – все эти явления наблюдались в других странах – участницах войны, включая Германию и Великобританию. Положение России отнюдь не было хуже других.

Отдельный разговор – это предубеждения насчёт Российской армии, которая якобы не умела воевать и за редкими исключениями действовала неудачно. От ошибок и поражений не застрахованы самые победоносные вооружённые силы. Что же касается неудачного наступления в Восточной Пруссии в самом начале войны, то оно было предпринято Россией в ответ на мольбы французского правительства. Хорошо известны слова маршала Фердинанда Фоша: «Если бы не жертвенное выступление русских на Восточном фронте, то Париж был бы взят уже в самые первые месяцы войны».

Да, Россия не хотела войны и встретила Первую мировую далеко не в лучшей форме, будучи ослабленной революцией 1905–1907 годов и Русско-японской войной. Она только начала оправляться от кризисов, и её во-оружённые силы были в стадии обновления.

И тем не менее именно на Восточном фронте была обеспечена итоговая победа! Россия проявила силу своего национального характера и верность обязательствам, наши солдаты и офицеры показывали чудеса доблести и самоотверженного служения присяге даже после краха Российской империи (Русский экспедиционный корпус во Франции). А многие операции вошли в учебники как образцы военно-стратегического искусства, например известный Брусиловский прорыв. Но даже в целом неудачное наступление в Восточной Пруссии сделало возможной победу французов на Марне в сентябре и предопределило стратегическую конфигурацию в последующие годы войны. Вообще победа Антанты была оплачена русской кровью. Миф № 5. Россия потерпела поражение

Этот вывод – явное упрощение. Да, именно в ходе Первой мировой войны дозрели предпосылки для Февральской и Октябрьской революций, которые стали для нашей страны национальной трагедией. Однако Россию нельзя считать побеждённой. Другое дело, что страна не смогла воспользоваться плодами своей победы после прихода к власти большевиков, которые вывели её из когорты победителей и отдали на откуп Антанте создание рисунка нового мира.

Недаром Уинстон Черчилль писал в те годы: «Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила… Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо, пожираемая червями».

В этой связи возникает вопрос: почему мощный патриотический подъём в начале войны через некоторое время уступил место скепсису, усталости, пораженчеству и революционной лихорадке?

Конечно, резкая смена восприятия русским обществом Первой мировой в значительной степени связана с её затяжным характером. Длясь месяцами вдали от Родины, война неизбежно притупляет изначальный порыв. Многочисленные жертвы на чужбине, тяготы не могут пройти бесследно. Обоснованием войны было сохранение традиционных ценностей, честь и достоинство державы. Такие вечные старинные идеалы способны воодушевить в начале войны, но затем они начинают проигрывать яростным, конкретным лозунгам. Речь идёт об антимонархических, пацифистских и революционных идеях. Их пропагандисты трубили о «ненужности войны» и призывали к революции.

Внутренние яростные обличения всегда очень на руку противнику, который не остался в стороне и активно спонсировал революционную деятельность. Руководство Германии было заинтересовано в поддержке самых радикальных сил в России. Своими глазами видела фотокопию телеграммы из немецких и австрийских архивов, которую зачитал за завтраком кайзер Вильгельм: «Переброска Ленина в Россию осуществлена успешно. Приступает к намеченной деятельности». А в Государственном архиве РФ имеется документ – расписка в получении на деятельность большевиков пяти миллионов золотых марок. В немецком архиве лежат и распоряжения «выделить по статье 6-й чрезвычайного бюджета 10», затем «15», «20» миллионов золотых марок на революционную деятельность в России.

Благодаря щедрым финансовым вливаниям большевики, эсеры и сепаратисты получили большие возможности. Их агитаторы пронизали армию, которую после Февральской революции «демократизировали» до такой степени, что офицеры фактически потеряли контроль над солдатами. В результате на один полк было достаточно одного агитатора, чтобы разложить дух и дисциплину до неподчинения.

Впрочем, я не из тех, кто полагает, что можно привезти революцию извне. Однако когда страна зашаталась, внешнее воздействие имеет огромное значение для того, какие именно силы возьмут верх…

Две русские революции 1917 года стали следствием тех глубинных процессов, которые начали разрывать Россию в начале XX века. Революционная интеллигенция рубежа XIX–XX веков требовала кальки с западноевропейских институтов, рождённых философией прогресса, что плохо сочетались с религиозным основанием русской государственной идеи и русского самодержавия, которое, без поддержки элиты и отделённое от народа, утрачивало творческий потенциал. Крайний нигилизм русской интеллигенции побуждал её безжалостно топтать всё, что Россия защищала в Первую мировую войну, – православную веру, монархию, традицию законопослушания, идеалы служения Отечеству.

Первый кризис, обострённый экономическими реалиями и Русско-японской войной, закончился первой русской революцией, Манифестом 17 октября и конституционными реформами. Почему же десятилетняя деятельность Государственной думы Российской империи не смогла предотвратить Февральскую революцию и октябрьский переворот? Да хотели ли это предотвратить депутаты и партии тех созывов Думы? Они-то, не только левые радикалы – большевики, меньшевики и эсэры, но и кадеты, либералы всех мастей, – хотели разрушать, а не созидать. В последние перед Первой мировой войной годы Россия развивалась семимильными шагами. По выплавке стали, железнодорожному строительству, книгопечатанию и количеству студентов на душу населения Россия догоняла уже Германию. Но бурная модернизация рвала социальную ткань, она лопалась от перенапряжения, и выпадавшее из своего мира консервативное крестьянство не находило новых социальных связей. Происходила массовая люмпенизация населения, а люмпен – лёгкая добыча для революционной пропаганды. Революционный взрыв в немалой мере был уготован слишком стремительными переменами. Невозможно влить молодое вино в старые меха!

А трибуна прежним (только ли?) думцам нужна была для обострения общественных антагонизмов, а не для охраны государства – ценить его они научились лишь в эмиграции. Это им бросал великий реформатор Столыпин: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!»

В то время как русская армия проливала кровь за территориальную целостность Оте-чества, с трибуны кликушествовали против «непонятной войны» и «разложившейся» армии в пользу сепаратистов всех мастей (знакомо?) оплаченные нередко из-за границы олигархом и первым политтехнологом революции Парвусом на средства Генерального штаба кайзеровской Германии.

Налицо были все приметы кризисной эпохи, когда люди в экстазе перемен начинают ломать стержень, на котором держится всё. И эта страсть к саморазрушению постигла Российскую империю в разгар Первой мировой войны, когда Россия уже фактически держала в руках победу.

Резюме

Память о Первой мировой войне важна для российского общества потому, что она позволяет понять очень важные и фундаментальные вещи: «За что нам пришлось воевать в ХХ веке? Какие цели и ценности национального бытия нам нужно отстаивать для продолжения себя в истории?» Ведь в начале ХХ века Россия столкнулась с такими внутриполитическими и геополитическими вызовами, которые удивительным образом повторились на рубеже XXI столетия. Восстановление исторической памяти о войне 1914–1918 годов способно пробудить утраченное чувство преемственности нашей истории, уберечь от повторения ошибок.

Пожалуй, один из главных уроков Первой мировой состоит в одной очевидной, но горькой истине: нельзя в тылу отечественной войны с внешним врагом развязывать споры об устроении государства. Нация, которая способна отложить на время такие споры ради сохранения Отечества, побеждает и продолжает себя в истории, сохраняет возможность спорить дальше. Если же нация в переломный момент раскалывается, то это неизбежно приводит к обрушению государственности, огромным утратам и братоубийственным гражданским столкновениям.

Итог нашей жертвы в Первой мировой войне учит нас, что внешние вызовы должны объединять нацию. Грешно и подло использовать трудности для внутриполитических целей. К тому же многие болезненные для нас процессы сегодняшнего дня (расширение НАТО) легче понять, зная геополитические и идеологические подоплёки Первой мировой войны, тем более что силовые стрелы давления на Россию в ту войну удивительным образом повторились в 1990-е годы.

Мы до сих пор не можем найти единство по многим вопросам прошлого, настоящего и будущего, что очень опасно для нации. Но если, держась за нить истории, вернуться в 1914 год, то мы снова становимся единым народом без трагического раскола. Поэтому мы должны по-новому изучить Первую мировую войну, которая даст нам и видение геополитики ХХ века, и примеры безграничной доблести, отваги и самопожертвования русских людей. Лишь тот, кто знает историю, способен адекватно встретить вызовы грядущего.

// Подготовили Михаил Тюркин, Екатерина Портнова

Первая мировая война – ключ к истории ХХ века


Доклад на научно-практической конференции «Война, смертельно опасная для России…», проведенной 27-28 октября 2008 года Фондом исторической перспективы совместно с Библиотекой-фондом «Русское зарубежье».
«Согласно поверхностной моде нашего времени, — писал Черчилль, — царский строй принято трактовать как слепую прогнившую тиранию. Но разбор 30 месяцев войны с Германией и Австрией должен был исправить эти легковесные представления. Силу Российской Империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила… Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо, пожираемая червями»[1].

Даже судя по этому высказыванию, трудно не заметить, насколько не хватает нашей историографии глубокого осмысления Первой мировой войны. Российская советская и постсоветская историография, к сожалению, не обращала внимания на очень многие аспекты, приведшие к войне. И не столько в силу научной небрежности, — есть примеры превосходных работ ученых над документами, — сколько в силу некой мировоззренческой скованности. Естественно, парадигма осмысления исторических процессов в основном направлена была в то время на то, чтобы выделить те из них, которые, так или иначе, продвигали мир к изменению бывшего общественно-политического строя. Такие понятия, как «национальные интересы» в отношении к народу как к нации, — когда богатый и бедный, старый и молодой, мужчина и женщина, — все чувствуют себя единым целым, единым преемственно живущим организмом с общими целями, историческими переживаниями, в советской историографии не поощрялись. А потому, с учетом огромной исследовательской работы, которую, несмотря ни на что, проделала российская наука в советское время, сегодня необходимо по-новому, через другую призму, взглянуть на этот период истории. Прежде всего, надо подчеркнуть, что Русская армия периода Первой мировой, или Второй отечественной войны, как её называли в то время, была подлинно народной. Причем народной она была гораздо больше, чем любые армии сегодняшних демократических стран, где элиты чураются служения в них, а костяк составляют те, кто попросту не может реализовать себя в других сферах. В Русской армии того времени офицерство только наполовину состояло из дворянства. Офицерами были и люди других сословий. Их производили в высшие воинские звания из рядовых за такие награды, как четыреГеоргиевских креста, какими удостоен был мой дед.

Вопрос о неизбежности Первой мировой войны, конечно, риторический. Слишком много могущественных сил в ней было заинтересованно: от мечтавших о переделе мира правительств, революционеров, всевозможных интернационалов, врагов христианской церкви до самого Ватикана, который интриговал вместе с Англией против собственной же духовной дочери – австро-венгерской монархии.

Украденная победа или новый взгляд на первую мировую. Цикл «Царская Россия»

Документальный фильм из цикла Царская Россия. Два с половиной миллиона солдат и офицеров России отдали свою жизнь за Россию в войне 1914 года. Но до сих пор наша страна так и не поставила им ни одного памятника. После революции 1917 года подвиги и жертвы миллионов русских людей были преданы забвению, все воинские захоронения тех времен были уничтожены, а события первой мировой войны до недавнего времени представлялись в Отечественной истории лишь как пролог великой Октябрьской социалистической революции…

Но главные стратегические устремления к началу ХХ века сошлись на европейских морских рубежах России, в Восточной и Юго-Восточной Европе. Интересы сформировавшегося треугольника – Британии, России и Германии – столкнулись на Балканах, в Причерноморье, в регионе проливов, а также на Балтике.

Разве это не напоминает нам сегодняшние реалии? Разве ныне мы не видим отражение тех самых противоречий – оттеснение России от Балтики, от Черного моря, от региона проливов, которые теперь ещё стали военно-морскими подступами к главному региону мировых ресурсов, к путям транспортировки углеводородов.

Для России в тот момент совершенно невозможно было оставаться в стороне, ибо рушилась вся её трехсотлетняя история. Последующие события ХХ века побуждают оценить мудрость небезызвестной записки Петра Николаевича Дурново (он будет впоследствии охарактеризован советской историографией как архиреакционер) на имя Государя накануне войны, буквально в её преддверии. Из этой записки видно, что Дурново предвидел и революцию, и буквально всё, что переживёт Россия. А главное — вот эти слова Дурново: «Любые жертвы и основное бремя войны, которое падет на нас, и уготованная России роль тарана, пробивающего брешь в толще немецкой обороны, будут напрасными. Ибо мы воюем на стороне нашего геополитического противника – Великобритании, которая не допустит никаких серьёзных обретений».

О том, что Россия после Сараевского убийства всеми силами стремилась удержаться от войны, говорят малоизвестные телеграммы Николая II к его дорогому «кузену Вилли» — германскому кайзеру Вильгельму II. Например, такая: «Позорная война была объявлена слабой стране… Предвижу, что очень скоро, уступая производимому на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры… Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я умоляю тебя, во имя нашей старой дружбы, сделать всё возможное в целях недопущения твоих союзников зайти слишком далеко».

Ещё за несколько лет до этого, вскоре после боснийского кризиса, начальник австро-венгерского генерального штаба Ф. Конрад фон Хётцендорф отметил, что вторжение в Сербию Австрии, без сомнения, вызовет выступление на стороне первой России. И тогда для Германии наступит casus foederis – повод для исполнения союзнических обязательств.

А за 15 лет до Первой мировой войны известный политический деятель кайзеровской Германии Б.фон Бюлов, ставший в 1906 году канцлером, в своих записках писал: «В будущей войне мы должны оттеснить Россию от Понта Евксинского и Балтийского моря. От двух морей, которые дали ей положение великой державы. Мы должны на 30 лет, как минимум, уничтожить её экономические позиции, разбомбить её побережья». Такие документы делают бессмысленными витийства о том, что война, как писали большевики в своих листовках, была ненужной, напрасной и непонятной. Каждая из внутриполитических сил, презирая общие интересы и судьбу собственного Отечества, стремилась извлечь из войны лишь политические выгоды. Поэтому Первая мировая война даже самим раскладом этих внутриполитических сил – хороший урок и для сегодняшних политиков. Обострение противоречий между государствами было доведено до апогея чудовищной кампанией друг против друга в прессе, в том числе и в российской. Царский министр Сазонов осуждал «немцеедство» русской печати, но оно было несравнимо с той русофобской истерией, которая началась в прусских газетах. Это мы не должны забывать.

Германский исторический импульс, обращенный на передел мира, обычно связывают с именем «железного канцлера» Отто фон Бисмарка, который оставил что-то вроде политического завещания, написав: «На Востоке у нас врагов нет». Но как раз Отто фон Бисмарк прекрасно понимал: завоевать Россию нельзя! Война с Россией абсолютно невозможна: она будет длительной, затяжной, а в итоге будет проиграна.

После Бисмарка – создателя сильной Германии — всё дальнейшее развитие политической ситуации в стране шло под ореолом его имени. Но импульс, который сформировался в отношении Востока и славян, конечно, заставляет задуматься над тем, как необузданность амбиций приводит, в конечном счете, лишь к потерям. Пример тому — судьба Германии и Австрии после Первой и Второй мировых войн. И об этом тоже всегда надо помнить.

Что касается англо-германских противоречий, то нельзя не заметить, как они затушевываются западной историографией. На самом деле англо-германское соперничество с начала ХХ века в значительной мере окрашивало международные отношения, включая период после Второй мировой войны. Однако это обстоятельство ускользало из поля зрения советской историографии, которая рассматривала весь несоциалистический, капиталистический мир как нечто единое целое. К началу ХХ века Россия уже одним своим существованием в обретенных границах представляла безусловную новую силу — силу, которая рассматривалась Британией как непосредственная угроза её интересам. Сколько британские газеты писали о том, что «казацкая конница вот-вот пересечет Памир (надо полагать, перейдя через Гиндукуш), и вторгнется во владения Британии в Индии»! О противоречиях между Англией и Россией, которые по всем оценкам в конце ХIХ века должны были бы привести к какому-то англо-русскому столкновению, наперебой говорили тогда и публицистика, и серьезная аналитика.

Однако стали складываться совершенно иные конфигурации. И начало таким изменениям, по мнению документалистов, положило письмо русского посла в Париже барона А.П.Моренгейма от 1886 года. Он, к удивлению Российского центрального ведомства, докладывал, что в случае возможного столкновения Франции и Германии, Англия поддержит Францию. И это после трёх веков сдерживания Британией своего главного соперника на континенте – Франции!

Ничего нет парадоксального в том, что и Бисмарк отчасти обязан первыми успехами своей политики благожелательному отношению Британии. Но его расчеты на долговечность этого благожелательства были близорукими. Политика Англии изменилась, как только Германия стала формироваться как ведущая центральноевропейская, а затем и мировая высокоиндустриальная и военная держава.

Но для того, чтобы сдержать Германию или предотвратить её возвышение, недостаточно было английской морской силы. Как говорил министр иностранных дел Британии сэр Эдуард Грэй, для континентальных стран, таких как Россия и Германия, поражения на море не являются катастрофическими. А для того, чтобы поражение было серьезным, нужна континентальная война между континентальными противниками.

Таким образом, налицо заинтересованность Британии в столкновении России с Центральными державами, что, конечно, не снимает ответственности и с других участников конфликта. Это – чрезвычайно интересная тема, и она мало исследована. То же, например, можно сказать и о такой составляющей мирового катаклизма, как религиозно-философское противостояние – задача уничтожения последних христианских монархий в Европе, полная смена государственной концепции на рационалистические секулярные государства. Ибо такая «безделица», как религиозно-философские основы истории, не присутствовала в научном мышлении даже самых маститых историков.

Конечно, историки обязаны не впадать в маргинализм и быть осторожными в своих оценках, избегая вульгарно-публицистических клише о «масонском заговоре» и т.п. Тем не менее, нельзя игнорировать тот факт, что огромное количество движений, организаций идеологического, как бы сегодня сказали, – мировоззренческого толка сочувствовали не собственным правительствам, а некой идее приведения мира к идеальному образцу, рожденному рационалистическим сознанием философии прогресса, которая изнутри разлагала национальные сообщества.

Так, например, во франко-прусской войне все французские либералы поддерживали Пруссию только потому, что протестантская Пруссия для них была символом прогресса по сравнению с отсталой католической Францией. Документы об этом свидетельствуют. Неслучайно один из патриархов британской балканистики начала XX века Р.У. Сетон-Уотсон (известный целым рядом серьезных работ по Восточному вопросу — одной из животрепещущих тем, связанных с переделом мира в конце XIX века) писал, что Первая мировая война была одновременно и переделом мира, и революциями 1789 и 1848 годов! Он не упоминает тему революции 1917-го, ибо имеет в виду сотрясение мира идеями свержения монархии и установления секулярных республик.

На картах «будущего», которые публиковались стратегами ещё за 24 года до Первой мировой войны, Европа очень напоминает сегодняшнюю. Вместо христианских монархий — секулярные республики, Богемия отделена от Австрии, Германия расчленена… На карикатуре того времени все христианские монархи изображены гонимыми в полицейский участок под якобинским красным колпаком.

Сохранилась и другая карта, где вместо России указано: «пустыня». Очевидно, что это не был проект пустыни в смысле уничтожения населения, это была мечта лишить Россию роли системообразующего элемента и превратить ее территорию в материал для исторических проектов других.

Можно сказать, что Первая мировая война, с треугольником англо-германо-российских противоречий, с распадом России и драмой революции, привела к тому, что ХХ век стал, безусловно, веком англосаксов. Всё, что не удалось немецкому потенциалу за две мировые войны, превосходно осуществили англосаксы, создав буфер между славянами и тевтонами из мелких несамостоятельных государств от Балтики до Средиземного моря, тем самым опять разделив Европу. Надо сказать, что прожекты послевоенного мира, разрабатывавшиеся на Версальской конференции, тоже нуждаются в новом осмыслении с изучением архивов и документальных публикаций. К этому побуждает даже прикосновение к материалам и стенограммам «Совета десяти» Парижской конференции, который, собственно, и разрабатывал Версальский мир. Огромную роль в этом проекте будущего мира играла группа «The Inquiery» во главе с полковником Хаузом, этим неофициальным главой американской внешней политики, alter ego президента Томаса Вудро Вильсона.

Но изумляет даже не это, а то, что каждый день начинался с зачитывания телефонограмм от М. Литвинова, представителя большевиков, который, спокойно устроившись в Стокгольме, был неофициальным послом большевистского правительства и находился в постоянном контакте с англосаксонскими вершителями Версальского мира. Литвинов в одной из телефонограмм предлагал даже аннексию некоторых русских территорий в обмен на то, что Антанта выведет свои войска из Архангельска и с северных территорий, сдав Белую армию на милость Красной.

Тогда же, на Версальской конференции, очевидно, закладывались те конфигурации, которые были выгодны Британии. Она не могла смириться с обретениями Петра Великого на Балтике. Уже в Версале было сделано всё, чтобы закрепить утрату Прибалтики революционной Россией. Документы и записи переговоров рождают ощущение, что большевики именно тогда «сдали» Прибалтику. И потому-то США не признавали восстановления прибалтийских республик в составе СССР до конца. Хотя до 1917 года никто не оспаривал принадлежность этих территорий исторической России. Очевидно, Запад полагал: можно «стоять» на том, что было некогда обещано самопровозглашенными властями страны, заметим, тогда даже не признанными Западом и не контролировавшими всей территории.

С. Сазонов в своих воспоминаниях о Первой мировой войне, изданных в 1925 году, предсказал: «Во что обошлись русскому народу навязанные ему интернационалом отказ от долга чести и отречение от заветов истории, станет ясно лишь будущим поколениям». И, спустя десятилетия, в1991 году мы пережили парад суверенитетов, отсчитывавших свою независимость именно от 1918 года…

Именно нашим современникам история показывает, что на самом деле означал для России позорный Брестский мир. Тогда одним росчерком пера Россия потеряла всё, за что она проливала кровь в Первой мировой войне и за что потом в Великой Отечественной войне проливали кровь советские солдаты.

«Смертельно опасной для России» назвал назревавшую мировую войну Дурново. Он прекрасно представлял себе, что война в тех экономических условиях, в которых оказалась Россия, обязательно приведет к революции, а революция перекинется на соперника России – Германию. Так и произошло. Победа Германии уничтожит экономику Германии, писал Дурново в своей записке Государю, а победа России — экономику России. Никто не в состоянии будет репарациями компенсировать ущерб. Но главное в том, что мирный договор в случае победы будет продиктован интересами Англии, которая не допустит никаких важных территориальных обретений России, кроме, возможно, Галиции. И тут же П.Дурново предупреждал: «Только безумец может присоединить Галицию. Кто присоединит Галицию, потеряет империю и сама Россия станет малой Россией». Его дальновидность потрясает, ибо именно это и произошло уже в наше время, в конце 1990-х годов.

Сталин присоединил Галицию, забыв, что уже с 1349 года она не делила судьбу с православной Украиной и являет собой совершенно иной культурно-исторический тип, в котором самоидентификация украинца есть «антимосковитство». Последствия этого необдуманного шага мы наблюдаем ныне. Сегодняшняя позиция Польши, вечно неугомонной там, где дело касается вреда России, вполне понятна тем, кто хорошо знает труды польских пангерманистов, издававшихся в Кракове, в Австро-Венгрии накануне и в период Первой мировой войны.

Правда, основатель Института красной профессуры и вульгарно-классового социологизма в исторической науке М. Покровский утверждает, что «германский хищник был всё равно мельче и ниже полетом своих соперников, а война непосредственно спровоцирована русской партией и сербской военщиной, которые ещё за месяцы до её начала готовились к разделу Австро-Венгрии» и, как намекает Покровский, стояли за убийством Франца Фердинанда. Он ни словом не упоминает германский проект Мitteleuropa, основанный на доктрине и трудах пангерманистов, таких как Фридрих Науманн, открыто проповедовавших в Рейхстаге, активно печатавшихся в Берлине и Вене. Речь шла о создании германского супергосударства с разной степенью государственного единства между включенными в него чужими территориями, вплоть до проливов и Багдада. Сазонов называл этот проект «Берлинским халифатом», в котором кайзер становился «привратником проливов» вместо турецкого султана.

Прогермански настроенные поляки вторили этой доктрине. Профессор краковского Ягеллонского университета фон Стражевский, считал исторической аксиомой, что «Россия, отодвинутая на Тихом океане, ухватилась за хищнические переднеазиатские и панславистские планы, которым мешала Польша». По его словам, «с ее тысячелетней принадлежностью к западноевропейской христианской культуре во всех областях общественной жизни», Польша стоит неизмеримо выше, чем Россия, которая со своим византийско-азиатским характером является «наиглавнейшим врагом всей европейской культуры».

Нелишне вспомнить, как уже в наши дни в своем интервью в сентябре 2005 года известный современный польский историк Павел Вечеркович высказал сожаление, что Польша не договорилась с Гитлером. Тогда бы она принимала участие в параде победоносных польско-германских войск на Красной площади. Терминология и мышление не изменилось со времен Первой мировой воны: Россия — «северный медведь», прямая наследница завоевательных устремлений Тамерлана и Чингисхана.

Однако надо помнить, что «мнение Польши о России, — как писал Энгельс Вере Засулич в ХIХ веке, — это мнение Запада».

Историография, её тон и акценты в ХХ веке удивительным образом меняются в зависимости от идеологической и мировоззренческой парадигмы. В период холодной войны даже в исторических трудах начинают обвинять Россию в том, что она, якобы, была главной виновницей развязывания Первой мировой войны. Документы, тем не менее, говорят об ином. Даже на Версальской конференции, когда на отсутствующую Россию можно было, казалось, возложить всю вину, комиссия по установлению ответственности за начало войны категорически постановила: Первая мировая война была развязана ради передела мира именно Центральными державами и их сателлитами.

Российским ученым сегодня настоятельно необходимо инициировать крупные исторические конференции с западными коллегами. В научном сообществе, в чем можно убедиться, работая за границей, в принципе гораздо больше порядочности и объективности, готовности признать правду фактов и документов, чем в западной прессе. Дискуссии в серьезных аудиториях получаются и интересными, и плодотворными.

Однако, к сожалению, достижения самой западноевропейской науки не всегда находят отражение в учебниках,. В них по-прежнему между строк внушается, что Россия — неудачница мировой истории. И в самой России невнимание к изучению периода Первой мировой войны привело к значительным искажениям в историческом сознании общества. А ведь отсутствие преемственного исторического сознания является слабостью любого государства. Когда нация не может найти согласия ни по одному вопросу прошлого, настоящего и будущего, она не способна осознать свои исторические интересы и легко поддается на чуждые проекты и идеи. Но судоходные реки и незамерзающие порты, выходы к морю одинаково нужны монархиям XVIII века и республикам ХХ, коммунистическим режимам и демократиям ХХI-го.

Раскол общества перед Первой мировой войной предопределил во многом утраты и потери, которые мы понесли после революции. Русские люди вместо того, чтобы, как говорилось в манифесте Николая II, «отразить, поднявшись как один человек, дерзкий натиск врага», забыв все внутренние распри, наоборот, потонули в многоголосых спорах об устроении государства, предав Отечество, без которого по определению не может быть никакого государства.

Итоги Первой мировой войны заложили соотношение сил ХХ века – века англосаксов, что хотела, было, поломать Германия, уязвленная итогами Версальской конференции. Ведь когда текст Версальского мирного договора был обнародован, для немцев это был шок. Но вместо осмысления своих грехов и заблуждений, взлетов и падений, они родили гитлеровскую доктрину природной неравнородности людей и наций, обоснование необузданной экспансии, окончательно опорочившую германский исторический импульс в глазах мира к вящему удовлетворению Британии и США. Англосаксы навсегда «заказали» немцам идею единства всех немецких земель, которая является сейчас кошмаром для политкорректного исторического сознания.

В век общечеловеческих ценностей и компьютеризации, когда микрочип вытеснил Шекспира, Гёте и Достоевского, фактор силы, способности к влиянию, как видим, остается основой стратегического контроля над территориями, богатыми ресурсами регионами и морскими подступами к ним. Именно об этом свидетельствует политика великих держав в начавшемся XXI веке, хотя эти державы предпочитают мыслить о себе как о «великих демократиях». Однако в международных отношениях проявляется куда меньше демократии, чем преемственных геополитических констант. В 1990-е годы Россия временно отреклась от ощущения своей геополитической миссии, отбросила все традиционные основы своей внешней политики. И пока её политическая элита упивалась «новым мышлением», весь мир охотно воспользовался старым.

Силовые линии, которые сейчас оттесняют Россию на северо-восток Евразии, удивительно похожи на те самые, что проявлялись перед Первой мировой. Это отбрасывание России в тундру, подальше от Балтики, от Черного моря, это отторжение Кавказа, это восточный вопрос, который отнюдь не остался в ХIХ веке.

Именно эти традиционные конфигурации были главным содержанием международных противоречий в течение всего ХХ века, несмотря на внешнюю сторону – соперничество коммунизма и либерализма. Стратегические точки планеты были предметом самых драматических столкновений как на дипломатическом, так и на военном уровне. Нет ничего нового на этом свете. Но только тот, кто хорошо знает историю, способен адекватно встретить вызовы грядущего.

Примечания: [1] Churchill W. The World Crisis. 1916—1918. – N.Y., 1927. — Vо1. 1. — Р.227—229/

Цитаты о войне

Война была бы пикником, если бы не вши и дизентерия. Маргарет Митчелл


Нам говорят, что война — это убийство. Нет: это самоубийство. Рамсей Макдоналд Пролог XX века — пороховой завод. Эпилог — барак Красного Креста. Василий Ключевский Война — это по большей части каталог грубых ошибок. Уинстон Черчилль От солдата требуется прежде всего выносливость и терпение; храбрость — дело второе. Наполеон I Солдат — последнее звено в эволюции животного мира. Джон Стейнбек


Война — это серия катастроф, ведущих к победе. Жорж Клемансо Любая война популярна в течение первых тридцати дней. Артур Шлезингер В войне не бывает второго приза для проигравших. Омар Брэдли

Нельзя стать хорошим солдатом без некоторой доли глупости. Флоренс Найтингейл


В войне не бывает выигравших — только проигравшие. Артур Невилл Чемберлен На войне все просто, но самое простое в высшей степени трудно. Карл Клаузевиц Генерал — это ефрейтор, которого много раз повышали в звании. Габриэль Лауб Либо человечество покончит с войной, либо война покончит с человечеством. Джон Кеннеди Если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны. Фридрих Великий Самый быстрый способ окончить войну — проиграть ее. Джордж Оруэлл


Британский солдат устоит против кого угодно, только не против Британского министерства обороны. Джордж Бернард Шоу Первой жертвой войны становится правда. Джонсон Хайрам Война слишком важное дело, чтобы доверять ее военным. Жорж Клемансо

Война — это травматическая эпидемия. Николай Пирогов

Ничто так не поднимает боевой дух, как мертвый генерал. Джон Мастерс Всякая война между европейцами есть гражданская война. Виктор Гюго


Самое ужасное, не считая проигранного сражения, это выигранное сражение. Герцог Веллингтон В конечном счете солдатский ранец не тяжелее, чем цепи военнопленного. Дуайт Эйзенхауэр Ветеранов Третьей мировой не будет. Уолтер Мондейл Война есть продолжение политики другими средствами. Карл Клаузевиц Офицер не может быть хорошим командующим, если он уже совсем не боится капрала. Брюс Маршалл Я не знаю ни одного народа, который обогатился бы вследствие победы. Вольтер Выиграть войну так же невозможно, как выиграть землетрясение. Джаннетт Ранкин Почти каждый генерал начинает с солдата и лишь потом берется за офицеров. Богуслав Войнар Расцвет военных наук возможен только в мирное время. Дон-Аминадо

Всякий, кто пытается уклониться от выполнения боевого долга, не является подлинным сумасшедшим. Джозеф Хеллер Если бы исход войны можно было предвидеть, прекратились бы всякие войны. Кароль Бунш Войны начинают, когда хотят, но кончают — когда могут. Никколо Макиавелли Дети и генералы любят пугать других. Войцех Жукровский Кадровый офицер — человек, которого мы кормим в мирное время, чтобы в военное время он нас послал на фронт. Габриэль Лауб Как управляется мир и разгораются войны? Дипломаты лгут журналистам и верят своей же лжи, читая ее в газетах. Карл Краус


Если враг не угрожает, армия в опасности. Аркадий Давидович Генералы — поразительный случай задержки в развитии. Кто из нас в пять лет не мечтал быть генералом? Питер Устинов Эта война положит конец войнам. И следующая — тоже. Дэвид Ллойд Джордж Старики объявляют войну, а умирать идут молодые. Герберт Гувер Война — всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени. Томас Манн Война закончена лишь тогда, когда похоронен последний солдат. Александр Суворов


Почему генералы такие тупые? Потому что их набирают среди полковников. Жан Кокто

Рейтинг
( 2 оценки, среднее 4 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]