Кто такой Том Сойер
Это обычный американский подросток, проживающий в небольшом городке под названием Санкт-Петербург, что в штате Миссури. Его возраст прямо не указывается в книгах, однако можно предположить, что ему от девяти до четырнадцати лет; чаще всего считают, что ему двенадцать, что вполне соответствует его поведению и сознанию.
Том Сойер — хитрый и ленивый малый, не особо любящий работать. Однако когда дело доходит до поиска приключений, он проявляет завидную активность. Его ничто не остановит, если он хочет попасть на необитаемый остров, найти клад, стать пиратом и т. д. Несмотря на свой непоседливый характер, мальчик очень любит читать; чаще всего он читает приключенческие произведения, поскольку сам любит искать приключения.
Том — ещё ребёнок, но ему приходится сталкиваться и с настоящим «взрослым» миром. Так, однажды он становится свидетелем убийства, а затем разоблачает преступника. Это произошло, когда он со своим другом Геком отправился ночью на кладбище, чтобы провести там «колдовской ритуал». Том также постоянно влюбляется в хорошеньких девочек. Одна из них, Бекки Тэтчер, заинтересовалась Томом, но когда узнала, что она у него «не первая девушка», то разочаровалась.
Том Сойер также посещает воскресную школу: американское общество того времени было очень религиозным. Сам мальчик церковную школу от всей души ненавидит. Но происходит удивительная вещь. На каждом уроке ученикам за правильные ответы учитель даёт разноцветные билетики, которые впоследствии они могут обменять на Библию, если наберут достаточное количество. В день, когда в церкви происходило торжественное награждение лучших учеников Библией, оказалось, что необходимое количество билетиков оказалось только у Тома; на самом деле он обменял их у других учеников. Учителю пришлось наградить этого озорного мальчика, хотя он и не предполагал, что он может серьёзно заинтересоваться Библией.
В церкви Том совершает и другие озорные поступки. Например, однажды во время службы он вытащил жука — одно из своих «сокровищ». В этот момент в церковь вбежала собака, увидела жука и начала с ним играть, что очень позабавило всех посетителей церкви.
Больше всего Том Сойер любит свободу. Её ему постоянно не хватает; его воспитывает строгая тётя Полли, родственница, и она его постоянно наказывает. Впрочем, мальчику нередко удаётся её перехитрить. Например, она отправила его красить забор, а ему было лень. Он притворился, что получает от этой работы удовольствие, и ему позавидовали другие мальчишки. Тогда он стал «продавать» им эту работу, принимая в качестве платы разные безделушки. В конце концов, он стал «настоящим богачом», а забор был выкрашен другими мальчиками. Тётя Полли, конечно же, похвалила Тома.
Именно из-за своей любви к свободе, независимости и приключениям Том подружился с Гекльберри Финном. Этот мальчик не имеет постоянного места жительства и каких-либо родственников, кроме отца-алкоголика, который его вообще не воспитывает; благодаря этому Гек делает всё, что хочет, из-за чего ему завидуют все сверстники. Гек не ходит в школу, носит какие-то обноски, но выглядит значительно более счастливым, чем подростки из нормальных семей.
Том способен быть настоящим другом и хранить тайны. Из-за этого он иногда попадает в комичные ситуации. Например, Гек однажды убежал от своего отца, попал в дом к дальним родственникам Тома и стал выдавать себя за него. Когда Том Сойер сам приехал к родственникам, он решил не выдавать друга и притворился Сидом, своим сводным братом.
Procitaty.ru — все цитаты в одном месте.
На данной странице вы найдете цитаты из книги Приключения Тома Сойера, вам обязательно пригодится эта информация для общего развития.
Нередко бывает, что чем меньше оправданий какому-нибудь укоренившемуся обычаю, тем труднее от него отделаться.
***
Он два или три раза перешёл вброд через маленький ручей, потому что среди мальчишек распространено поверье, будто это сбивает погоню со следа.
***
Только то и приятно, что трудно достать. Гекльберри Финн
***
Оказывается, Том, быть богатым вовсе не такое весёлое дело. Богатство — тоска и забота, тоска и забота…
***
Неужели все на свете имеет свою цель и свое назначение?
***
Две тысячи стихов — это очень много, очень, очень много. И никогда не жалей, что потратил на это столько трудов: знание дороже всего на свете — это оно делает нас хорошими людьми и даже великими людьми; ты и сам когда-нибудь станешь хорошим человеком, большим человеком, Томас, и тогда ты оглянешься на пройденный путь и скажешь: «Всем этим я обязан тому, что в детстве имел счастье учиться в воскресной школе, — моим дорогим учителям, которые показали мне дорогу к знанию…
***
Сам того не ведая, он открыл великий закон, управляющий поступками людей, а именно: для того чтобы человек или мальчик страстно захотел обладать какой-нибудь вещью, пусть эта вещь достанется ему возможно труднее.
***
Последнее перышко сломало спину верблюда.
***
Всякий предмет, доставшийся нам ценой благородного, честного труда, кажется нам слаще и милее.
***
— А что это такое — выкуп? — Деньги. Заставляешь их занимать, сколько можно, у знакомых; ну, а если они и через год не заплатят, тогда убиваешь. Все так делают. Только женщин не убивают. Женщин держат в плену, а убивать не убивают. Они всегда красавицы, богатые и ужасно всего боятся. Отбираешь у них часы, вещи, — только разговаривать надо вежливо и снимать шляпу. Вежливее разбойников вообще никого на свете нет, это ты в любой книжке прочтешь. Ну, женщины в тебя сразу влюбляются, а когда поживут в пещере недельку-другую, то перестают плакать, и вообще их оттуда уж не выживешь. ***
Если их выгнать, они повертятся, повертятся и опять придут обратно.
***
У девчонок всё можно узнать по лицу — выдержки у них никакой.
***
Стоит только дать слово, что не будешь чего-нибудь делать, как непременно этого захочется.
***
Мало-помалу усталость начала предъявлять свои права; дети пытались не обращать на неё внимания, потому что им делалось страшно при мысли, что они будут сидеть тут, — когда каждая минута так дорога; двигаясь в каком бы то ни было направлении, хоть наобум, они всё же шли куда-то, и, может быть, к выходу, но сесть — это значило обречь себя на смерть и ускорить её приближение.
***
И они пошли наудачу, бесцельно… просто затем, чтобы идти, не сидеть на месте, — ведь больше они ничего не могли сделать. Вскоре надежда как будто опять воскресла в их сердцах — не потому, что для этого была какая-нибудь причина, а потому, что таково уж свойство надежды: она возрождается снова и снова, пока человек ещё молод и не привык терпеть неудачи.
Прототипы Тома Сойера
Имя для своего героя Марк Твен позаимствовал у реально существовавшего человека, с которым он встретился, когда работал журналистом в Сан-Франциско. Сам же характер мальчика был списан сразу с трёх подростков, о чём Марк Твен говорит в предисловии к книге; однако кем были эти мальчики, до конца неизвестно.
Одним из прототипов Тома Сойера, судя по всему, был сам Марк Твен. Ведь произведения о мальчике во многом основаны на его воспоминаниях о своём детстве. Интересно, что первоначально эти повести были рассчитаны на взрослых читателей, но больше всего понравились именно детям.
LiveInternetLiveInternet
9 июня 1876 года в Англии впервые изданы «Приключения Тома Сойера» Марка Твена
В сущности, писателю и выдумывать ничего не пришлось. Он вспомнил детство в Ганнибале и свою жизнь в те годы. И вот на страницах книги
появился городок Сент-Питерсберг, в котором легко можно различить черты Ганнибала, как впрочем, и черты множества других мелких
населенных пунктов, раскинутых по берегам Миссисипи. А в Томе Сойере можно легко узнать юного Сэмюэля Клеменса,
который очень не любил школу и в 9 лет уже курил.
Имел своего прототипа и Гекльберри Финн. Мальчика звали Том Бланкеншип. Он рос в бедной многодетной семье, за восемью детьми родители
не могли хорошо присматривать, поэтому Том ходил голодный, босой, одетый во что попало, наводя ужас на почтенных маменек своими
озорными проделками. Ребята любили водить с ним компанию, а так как это запрещалось родителями, то дружба с ним ценилась высоко и во
всём городке не было мальчика его популярнее. Когда Том вырос, он сумел получить образование и стал мировым судьёй в штате Монтана.
Прелестную девочку с золотистыми волосами, заплетёнными в две длинные косы, Бекки Тэтчер на самом деле звали иначе — Лаурой Хаукинс.
Она жила напротив дома Клеменсов, и видела акробатические трюки, которые проделывал Сэм Клеменс, чтобы привлечь её внимание, точно
так же, как и Том Сойер.
Двум любимым книжным героям — Тому Сойеру и Гекльберри Финну — на родине писателя поставили памятник: бронзовые Гек и Том несут на
кладбище дохлую кошку. Это один из первых в мире памятников литературным героям!
Работа над книгой заняла у Твена несколько лет. Обычно он работал очень продуктивно: за день до 50 рукописных страниц, но с «Томом»
вышло иначе. То он собирался создать пьесу, то думал написать книгу от первого лица, то брался осваивать пишущую машинку. Именно Твен
стал первым писателем, который сделал ее своим рабочим инструментом. Ее изобрели в 1873 году, на следующий год она, приобретенная за
125 долларов, стояла на его столе. Среди достоинств были компактность текста, его четкость, отсутствие клякс. Выход книжки в Англии был
продиктован особыми обстоятельствами. Когда Твен ее писал, в США не было закона об авторском праве. Писатель часто становился жертвой
книжных пиратов: стоило только ему в Америке издать новое произведение, как его вскоре печатали в Англии и Канаде. С помощью друзей
удалось устроить книжку в лондонское издательство, где она и вышла в ярко-красном матерчатом переплете. Американское издание увидело
свет в конце года, а в Канаде (видимо, по привычке) уже через месяц издали пиратcкую копию без иллюстраций с английского издания.
Предисловие
Большая часть приключений, о которых рассказано в этой книге, взяты из жизни: одно-два пережиты мною самим, остальные мальчиками, учившимися вместе со мной в школе. Гек Финн списан с натуры, Том Сойер также, но не с одного оригинала — он представляет собой комбинацию черт, взятых у трех мальчиков, которых я знал, и потому принадлежит к смешанному архитектурному ордеру.
Дикие суеверия, описанные ниже, были распространены среди детей и негров Запада в те времена, то есть тридцать — сорок лет тому назад.
Хотя моя книга предназначена главным образом для развлечения мальчиков и девочек, я надеюсь, что ею не побрезгуют и взрослые мужчины и женщины, ибо в мои планы входило напомнить им, какими были они сами когда-то, что чувствовали, думали, как разговаривали и в какие странные авантюры иногда ввязывались.
Хартфорд, 1876
Автор
Приключения Тома Сойера. Глава 9 (Марк Твен)
Глава IX
Вечером, в половине десятого, Том и Сид по обыкновению отправились спать. Они прочли молитвы, и Сид вскоре заснул. Том не спал и ждал в лихорадочном нетерпении. Когда ему стало казаться, что близок рассвет, часы пробили десять! Просто беда. Нервное настроение побуждало его вертеться и ерзать, но он боялся разбудить Сида. Итак, он лежал смирно, уставившись в темноту. Царила какая-то зловещая тишина. Мало-помалу в тишине стали выделяться едва уловимые звуки. Тиканье часов сделалось явственно слышным. Старые балки начинали таинственно покряхтывать. Ступеньки на лестнице слабо заскрипели. Очевидно, духи пустились в свои похождения. Мерное глухое храпение доносилось из комнаты тетки Полли. А там раздалось несносное чириканье сверчка, которого никакая человеческая изобретательность не в силах угомонить. Зловещее постукивание жука-часовщика в стене, у изголовья кровати, заставило Тома вздрогнуть, – оно означало, что чьи-нибудь дни сочтены. Вдали завыла собака, нарушая ночную тишину, ей ответил еще более отдаленный вой. Том лежал неподвижно. Наконец он убедился, что время остановилось и началась вечность; несмотря на свое волнение, он начал дремать; часы пробили одиннадцать, но он уже не слыхал боя. Но вот раздалось, смешиваясь с его смутными грезами, самое меланхолическое мяуканье. Стук соседнего окна заставил его встрепенуться. Возглас: «Брысь, дьявол!» и звон пустой бутылки, разбившейся о дровяной сарай тетки Полли, окончательно разбудили его, и минуту спустя он уже оделся, вылез в окно и пробирался на четвереньках по крыше. Он осторожно мяукнул раза два, затем соскочил на крышу дровяного сарая, а с нее на землю. Гекльберри Финн был там со своей дохлой кошкой. Мальчики тронулись в путь и исчезли в темноте. Спустя полчаса они уже шли по высокой траве кладбища.
Это было кладбище старомодного западного типа. Оно находилось на холме, в полутора милях от деревни. Ветхая деревянная ограда вокруг него погнулась местами внутрь, местами наружу, но нигде не держалась прямо. Кладбище заросло травой и бурьяном. Все старые могилы осыпались. Ни одного надгробного камня не оставалось на месте; источенные червями кресты на могилах покосились, требуя опоры, но не находя ее. Когда-то на них были надписи: здесь покоится, и так далее, но теперь на большинстве из них нельзя было бы прочесть ничего даже при дневном свете.
Слабый ветерок стонал между деревьями, и Том испугался, не души ли это покойников жалуются, что их потревожили. Мальчики мало говорили, да и то чуть слышным шепотом, так как и время, и место, и окружающая торжественная тишина импонировали им. Они скоро нашли свежую насыпь, которую искали, и спрятались под тремя большими вязами, росшими группой в нескольких футах от могилы.
Они ждали молча в течение долгого, как им показалось, времени. Отдаленное угугуканье филина было единственным звуком, нарушавшим мертвую тишину. Тому стало невмочь. Он должен был заговорить. Итак, он сказал шепотом:
– Как ты думаешь, Гек, нравится мертвецам, что мы здесь?
Гекльберри шепнул в ответ:
– Почем я знаю. А страшновато здесь, – как по-твоему?
– Еще бы.
Наступила продолжительная пауза, в течение которой мальчики обдумывали про себя этот вопрос. Затем Том прошептал:
– Послушай, Гек, как по-твоему, слышит Госс Вильямс наш разговор?
– Разумеется, слышит. По крайней мере, дух его слышит.
Том, помолчав, прибавил:
– Лучше бы мне сказать мистер Вильямс. Но я не хотел его обидеть. Все называют его Госс.
– То-то вот, надо десять раз подумать, когда говоришь о покойнике, Том.
Эта укоризна снова положила конец разговору. Вдруг Том схватил товарища за руку.
– Ш-ш!
– Что такое, Том? – Мальчики невольно ухватились друг за друга, с сильно бьющимися сердцами.
– Ш-ш! Вот опять! Да неужто не слышишь?
– Я…
– Вот! Теперь слышишь?
– Господи, Том, это они идут! Они наверно. Что нам делать?
– Не знаю. Ты думаешь, они увидят нас?
– Ох, Том, они видят в темноте не хуже кошек. Лучше бы нам не приходить.
– Ну, не бойся. Я думаю, они не тронут нас. Что мы им сделали? А если будем сидеть смирно, может быть, и не заметят.
– Постараюсь, Том, но, Господи, я весь дрожу.
– Слушай!
Мальчики пригнули головы и слушали, чуть дыша. Глухие звуки голосов доносились с дальнего конца кладбища.
– Смотри, смотри! – шепнул Том. – Что это?
– Это чертов огонь. Ох, страшно, Том!
Какие-то темные фигуры приближались, размахивая старым жестяным фонарем, рассыпавшим по земле бесчисленные блестки света. Вдруг Гекльберри прошептал с ужасом:
– Это черти, наверное. Трое! Господи, пропали мы, Том! Можешь прочесть молитву?
– Попробую, только не бойся. Они не тронут нас. Отходя ко сну…
– Ш-ш!
– Что такое, Гек?
– Это люди! По крайней мере, один из них. Я слышу голос старого Меффа Поттера.
– Да ну!.. Ты уверен?
– Ручаюсь, он. Не шевелись, не ерзай. Он не так зорок, чтобы заметить нас. Пьян по обыкновению, старый хрыч!
– Ладно, я буду сидеть смирно. Ну вот, стали. Ищут чего-то. Заторопились. Опять стали. Опять заторопились. Спешат во всю мочь. Теперь взяли вправо. Слушай-ка, Гек, я узнаю и другой голос. Это индеец Джо.
– Он и есть – проклятый метис! Лучше бы повстречаться с чертом. Что им тут понадобилось?
Шепот прекратился, так как трое людей подошли к могиле и стояли теперь в нескольких шагах от убежища мальчиков.
– Здесь, – сказал третий голос, и обладатель его приподнял фонарь, осветивший лицо молодого доктора Робинзона.
Поттер и индеец Джо принесли с собой носилки, на которых лежала веревка и пара лопат. Они положили на землю свою ношу и принялись разрывать могилу. Доктор поставил фонарь в головах у нее и уселся под вязом. Он был так близко от мальчиков, что они могли бы дотронуться до него.
– Живее, ребята! – сказал он вполголоса. – Луна того и гляди выйдет.
Они что-то проворчали в ответ и продолжали рыть. В течение некоторого времени слышен был только шорох лопат, сбрасывавших землю и песок. Было очень томительно. Наконец лопата с глухим деревянным звуком ударилась о гроб, и спустя минуту люди вытащили его из могилы. Они сняли крышку своими заступами и грубо вывернули труп на землю. Луна выглянула из-за туч и осветила бледное лицо. Приготовили носилки, уложили на них тело, накрыли его одеялом и привязали веревкой. Поттер достал большой нож, отрезал болтавшийся конец веревки и сказал:
– Ну, косторез, проклятая работа готова, выкладывайте еще пять – или дело не выгорит.
– Правильно! – подтвердил индеец Джо.
– Послушайте, что это значит? – сказал доктор. – Вы потребовали плату вперед, и я заплатил вам.
– Да, вы и еще кое-что сделали, – сказал индеец Джо, подходя к доктору, который встал. – Пять лет тому назад вы меня выгнали из кухни вашего отца, когда я зашел однажды вечером и попросил чего-нибудь поесть. Вы сказали тогда, что я не с добром пришел, а когда я поклялся, что отплачу вам хотя бы через сто лет, ваш отец засадил меня в тюрьму, как бродягу. Вы думаете, я забыл это? Нет, во мне недаром индейская кровь. Теперь вы попались в мои лапы, и я с вами разделаюсь, будьте покойны.
Он грозил кулаком, поднося его к самому лицу доктора. Тот размахнулся и сбил с ног негодяя. Поттер выронил нож и крикнул:
– Не смей бить моего товарища!
Он схватился с доктором, и они стали бороться, напрягая все силы, топча траву, роя ногами землю. Индеец Джо, с горящими от бешенства глазами, вскочил, схватил нож Поттера и, подбираясь, как кошка, к дерущимся, выжидал удобной минуты. Доктор вырвался, схватил тяжелую доску с могилы Вильямса и ударом ее свалил Поттера; в ту же минуту метис кинулся и всадил нож по самую рукоятку в грудь молодого человека. Доктор упал, задев при падении Поттера и обливая его своей кровью, и в ту же минуту тучи окутали мраком ужасное зрелище, а перепуганные мальчики бросились бежать в темноте.
Когда месяц выглянул снова, индеец Джо стоял над двумя телами, рассматривая их. Доктор что-то пробормотал невнятно, раза два вздохнул и больше не шевелился. Метис процедил сквозь зубы:
– С тобой счеты кончены, будь ты проклят!
Затем он обобрал тело. После этого вложил нож в правую руку Поттера и уселся на гроб. Прошло несколько минут, Поттер зашевелился и застонал. Рука его стиснула нож; он поднял его, взглянул на него и выронил с испугом. Затем сел, оттолкнул труп, уставился на него, потом посмотрел вокруг мутным взглядом. Глаза его встретились с глазами Джо.
– Господи, что тут такое, Джо?
– Скверная штука, – ответил Джо, не двигаясь. – Зачем ты это сделал?
– Я! Никогда я этого не делал!
– Нет, братец, словами тут не отвертишься.
Поттер задрожал и побелел как полотно.
– Было бы мне остаться трезвым. Не годилось пить сегодня. Но у меня в голове шумит хуже еще, чем когда мы пришли сюда. Я совсем одурел, ничего не могу вспомнить. Скажи, Джо, по чести скажи, старина, – я это сделал? Я никогда не хотел этого; клянусь душой и честью, не хотел. Скажи мне, как это вышло, Джо?.. Ужас… Такой молодой, способный…
– Вы боролись, он хватил тебя доской; и ты растянулся; потом вскочил, шатаясь и спотыкаясь, схватил нож и всадил в него в ту самую минуту, когда он снова двинул тебя со всего размаху доской, затем ты упал и лежал все время, как чурбан.
– О, я не понимал, что делаю! Умереть мне на месте, если понимал! Все это от виски и от запальчивости, должно быть. Я и оружием-то никогда в жизни не пользовался, Джо. Драться дрался, но без оружия. Все это скажут. Джо, не рассказывай об этом! Обещай мне, что не расскажешь, Джо; будь добрым товарищем! Я всегда любил тебя, Джо, и заступался за тебя. Помнишь? Ты ведь не скажешь, не скажешь, Джо?
Бедняга бросился на колени перед хладнокровным убийцей, с мольбою сложив руки.
– Нет, ты всегда был хорош и добр ко мне, Мефф Поттер, и я отплачу тебе тем же. Верное слово.
– О, Джо, ты ангел! Я буду благословлять тебя по гроб жизни!..
И Поттер заплакал.
– Ну, ладно, довольно об этом. Теперь не время хныкать. Ты ступай той дорогой, а я этой. Улепетывай, да не оставляй за собой следов.
Поттер пустился бежать что есть силы. Метис постоял, глядя ему вслед. Он пробормотал:
– Если он так оглушен ударом и одурманен ромом, как можно подумать с виду, то не вспомнит о ноже, пока не убежит так далеко, что побоится вернуться. Цыплячье сердце!
Спустя три минуты только месяц смотрел на убитого человека, на завернутый в одеяло труп, на пустой гроб и разрытую могилу. Снова водворилась глубокая тишина.
Ваша оценка
[Количество голосов: 1 Средняя оценка: 5]
Священник произнёс цитату из библии и монотонным гудящим голосом начал проповедь, до того скучную, что вскоре многие уже клевали носами, несмотря на то что речь шла и о вечном огне, и о кипящей сере, а число избранных, которым уготовано было вечное блаженство, сводилось к столь маленькой цифре, что такую горсточку праведников, пожалуй, и не стоило спасать. Том сосчитал страницы проповеди: выйдя из церкви, он всегда мог сказать, сколько в проповеди было страниц, но зато её содержание ускользало от него совершенно. Впрочем, на этот раз кое-что заинтересовало его. Священник изобразил величественную потрясающую картину: как праведники всего мира соберутся в раю, и лев ляжет рядом с ягнёнком, и крошечный ребёнок поведёт их за собой. Пафос и мораль этого зрелища нисколько не тронули Тома; его поразила только та важная роль, которая выпадет на долю ребёнка перед лицом народов всей земли; глаза у него засияли, и он сказал себе, что и сам не прочь быть этим ребёнком, если, конечно, лев ручной.
Но тут опять пошли сухие рассуждения, и муки Тома возобновились. Вдруг он вспомнил, какое у него в кармане сокровище, и поспешил достать его оттуда. Это был большой чёрный жук с громадными, страшными челюстями — «жук-кусака», как называл его Том. Жук был спрятан в коробочку из-под пистонов. Когда Там открыл коробочку, жук первым долгом влился ему в палец. Понятное дело, жук был отброшен прочь и очутился в проходе между церковными скамьями, а укушенный палец Том тотчас же сунул в рот. Жук упал на спину и беспомощно барахтался, не умея перевернуться. Том смотрел на него и жаждал схватить его снова, но жук был далеко. Зато теперь он послужил развлечением для многих других, не интересовавшихся проповедью. Тут в церковь забрёл пудель, тоскующий, томный, разомлевший от летней жары; ему надоело сидеть взаперти, он жаждал новых впечатлений. Чуть только он увидел жука, его уныло опущенный хвост тотчас поднялся и завилял. Пудель осмотрел свою добычу, обошёл вокруг неё, обнюхал с опаской издали; обошёл ещё раз; потом стал смелее, приблизился и ещё раз нюхнул, потам оскалил зубы, хотел схватить жука — и промахнулся; повторил попытку ещё и ещё; видимо, это развлечение полюбилось ему; он лёг на живот, так что жук очутился у него между передними лапами, и продолжал свои опыты. Потом ему это надоело, потом он стал равнодушным, рассеянным, начал клевать носом; мало-помалу голова его поникла на грудь, и нижняя челюсть коснулась врага, который вцепился в неё. Пудель отчаянно взвизгнул, мотнул головой, жук отлетел в сторону на два шага и опять упал на спину. Те, что сидели поблизости, тряслись от беззвучного смеха; многие лица скрылись за веерами и носовыми платками, а Том был безмерно счастлив. У пуделя был глупый вид — должно быть, он и чувствовал себя одураченным, но в то же время сердце его щемила обида, и оно жаждало мести. Поэтому он подкрался к жуку и осторожно возобновил атаку: наскакивал на жука со всех сторон, едва не касаясь его передними лапами, лязгал на него зубами и мотал головой так, что хлопали уши. Но в конце концов и это ему надоело; тогда он попробовал развлечься мухой, но в ней не было ничего интересного; походил за муравьём, приникая носом к самому полу, но и это быстро наскучило ему; он зевнул, вздохнул, совершенно позабыл о жуке и преспокойно уселся на него! Раздался безумный визг, пудель помчался по проходу и, не переставая визжать, заметался по церкви; перед самым алтарём перебежал к противоположному проходу, стрелой пронёсся к дверям, от дверей — назад; он вопил на всю церковь, и чем больше метался, тем сильнее росла его боль; наконец собака превратилась в какую-то обросшую шерстью комету, кружившуюся со скоростью и блеском светового луча. Кончилось тем, что обезумевший страдалец метнулся в сторону и вскочил на колени к своему хозяину, а тот вышвырнул его в окно; вой, полный мучительной скорби, слышался всё тише и тише и наконец замер вдали.
К этому времени все в церкви сидели с пунцовыми лицами, задыхаясь от подавленного смеха. Даже проповедь немного застопорилась. И хотя она тотчас же двинулась дальше, но спотыкалась и хромала на каждом шагу, так что нечего было и думать о её моральном воздействии. Прячась за спинки церковных скамеек, прихожане встречали заглушёнными взрывами нечестивого хохота самые торжественные и мрачные фразы, как будто злосчастный священник необыкновенно удачно острил.
Все вздохнули с облегчением, когда эта пытка кончилась и было сказано последнее «аминь».
Том Сойер шёл домой весёлый; он думал про себя, что и церковная служба может быть иной раз не очень скучна, если только внести в неё некоторое разнообразие. Одно омрачало его радость: хотя ему и было приятно, что пудель поиграл с его жуком, но зачем же негодный щенок унёс этого жука навсегда? Право же, это нечестно.
Глава VI
ТОМ ЗНАКОМИТСЯ С БЕККИ
Проснувшись утром в понедельник, Том почувствовал себя очень несчастным. Он всегда чувствовал себя несчастным в понедельник утром, так как этим днём начиналась новая неделя долгих терзаний в школе. Ему даже хотелось тогда, чтобы в жизни совсем не было воскресений, так как после краткой свободы возвращение в темницу ещё тяжелее.
Том лежал и думал. Вдруг ему пришло в голову, что хорошо было бы заболеть; тогда он останется дома и не пойдёт в школу. Надежда слабая, но почему не попробовать! Он исследовал свой организм. Нигде не болело, и он снова ощупал себя. На этот раз ему показалось, что у него начинается резь в животе, и он обрадовался, надеясь, что боли усилятся. Но боли, напротив, вскоре ослабели и мало-помалу исчезли. Том стал думать дальше. И вдруг обнаружил, что у него шатается зуб. Это была большая удача; он уже собирался застонать для начала, но тут же сообразил, что, если он заикнётся о зубе, тётка немедленно выдернет зуб, — а это больно. Поэтому он решил, что зуб лучше оставить про запас и поискать чего-нибудь другого. Некоторое время ничего не подвёртывалось; затем он вспомнил, как доктор рассказывал об одной болезни, уложившей пациента в кровать на две или три недели и грозившей ему потерей пальца. Мальчик со страстной надеждой высунул из-под простыни ногу и начал исследовать больной палец. У него не было ни малейшего представления о том, каковы признаки этой болезни. Однако попробовать всё-таки стоило, и он принялся усердно стонать.
Но Сид спал и не замечал стонов.
Том застонал громче, и понемногу ему стало казаться, что палец у него действительно болит.
Сид не проявлял никаких признаков жизни.
Том даже запыхался от усилий. Он отдохнул немного, потом набрал воздуху и напустил целый ряд чрезвычайно удачных стонов.
Сид продолжал храпеть.
Том вышел из себя. Он сказал: «Сид! Сид!» — и стал легонько трясти спящего. Это подействовало, и Том опять застонал. Сид зевнул, потянулся, приподнялся на локте, фыркнул и уставился на Тома. Том продолжал стонать.
Сид оказал:
— Том! Слушай-ка, Том!
Ответа не было.
— Ты слышишь, Том? Том! Что с тобою, Том?
Сид, в свою очередь, тряхнул брата, тревожно вглядываясь ему в лицо. Том простонал:
— Оставь меня, Сид! Не тряси!
— Да что с тобою, Том? Я пойду и позову тётю.
— Нет, не надо, Может быть, это скоро пройдёт. Никого не зови.
— Нет-нет, надо позвать! Да не стони так ужасно!.. Давно это с тобою?
— Несколько часов. Ой! Ради бога, не ворочайся, Сид! Ты просто погубишь меня.
