Текст песни Скриптонит

Текст песни Скриптонит – Чистый

[Припев] Так меня занесло в оптимисты Я просто никогда не видел чистый Путь, дорогой истоптал свои ботинки На твоём уме дерьмо, но кроссовки чистые Я лью на землю бензу из канистры Сжигаю, чтобы поле было чистым

[Куплет 1, СКРИПТОНИТ] За столом в баре все экономисты За столом на работе все висят пожёстче Vist’ы Да, призмы в любом разе разные (разные) Но почему кругом только грязные (как ночь)

Не все берут бл*дей с собой на вписки (на вписки) Не все хотят присутствовать в том списке (в списке) Не все хотят это делать, как артисты (как артисты) Ведь те берут у людей тот самый чистый (чистый)

Сколько бы не ели с одной миски Всё равно поспоришь, что посуды нету чистой (чистой) Сколько бы не заполняли диски Время – западня, и всё равно мы снова ищем чистый

[Припев] Так меня занесло в оптимисты Я просто никогда не видел чистый Путь, дорогой истоптал свои ботинки На твоём уме дерьмо, но кроссовки чистые

Искали как сандалии, те хайпбисты Барыги тоже не видали этот чистый Я лью на землю бензу из канистры Сжигаю, чтобы поле было чистым

[Куплет 2, СКРИПТОНИТ] На просторе сети только с*ськи, подписки В AppStore не нашёл приложения для чистки мозгов Проспорил, заливаю в горло whiskey Проскроллил все моменты и почти не нашёл чистых (чистых)

Добро пожаловать на шоу, мистер Встречают стоя, но всё это то же самое, что свистом У жизни самые больные сценаристы Ведь когда ты и так в ах*е, тебя встречают твистом

Обернись ты немного раньше, всё бы было по-другому Но не факт, что в том смысле, в каком хотелось Просто ревность, просто эгоисты Просто вляпаться, не просто выйти чистым (чистым, чистым)

Интервью с Адилем «Скриптонитом» Жалеловым об альбоме «Уроборос»

— Я правильно понимаю, что «Уроборос» это и есть тот самый второй альбом, который должен был выйти сразу после «Дома с нормальными явлениями» и сначала назывался «Трипи», а потом «Отель «Эверест»?

— Ну да, то, что от него осталось.

— Можешь описать, что с ним происходило все это время?

— Сначала было около двадцати песен, но они не дотягивали до самой слабой на «Уроборосе». Меня они не устраивали, песни постоянно отсеивались. Поэтому за два года у меня и вышло столько музыки — и еще остались невыпущенные треки. На «Отеле «Эверест» песни про реальные события, часть которых вошла на «Зеркала», были вымученно уложены в выдуманный сюжет, но этот концепт меня тоже достал. В итоге те песни, что полайтовее, без какого-то личного груза я собрал в «Праздник на улице 36» и продолжил работу над «Уроборосом». Все это делалось для того, чтобы концентрация была [очень] высокая, чтобы я был доволен.

— А названия альбома как придумалось?

— Мне девочка одна рассказала про этот символ, уроборос, и я понял, что это очень близкий мне образ, сочетающийся со значением моих цифр — 36.

Плюс образ змея, который поедает сам себя, принцип самосовершенствования через саморазрушение, мне очень близок с самых разных сторон.

— У меня сложилось впечатление, что «Улица 36» это приквел «Дома с нормальными явлениями», а «Зеркала» — замыкают историю, рассказывают про два года твоей жизни после выхода «Дома».

— Так и есть, да. «Улица» — это события с начала моей влюбленности в музыку до 2013 года, когда вышел «Выбор без вариантов». Знаешь, дико бесят люди, характеризующие меня только по «Дому», вяжущие мне какие-то темные ассоциации. Особенно визуально — все время предлагали сделать из меня чуть ли не Дракулу. И я думал: что у вас в голове вообще творится?!

«Дом» это просто один год, спресованный в альбом, это вообще не я. «Улица 36» это я, мое детство. А «Зеркала» это период после выхода «Дома», когда мы уже отгорели, праздник прошел. Да, стало много бабок, но от этого не стало меньше проблем. С одной стороны, казалось, что я круче всех и море по колено, а с другой — понимал, что я не из тех, кто может себя так обманывать. На «Зеркалах» это очень четко прослеживается — альбом начинается с дикой бравады — с трека «Братик».

Там, уже понимая головой, что я в проблемах, начинаю отбрехиваться от еще не заданных вопросов: у меня все круто, даже не вздумайте решить, что у меня что-то не так. Весь альбом это прятки: у меня есть бабки, телки, наркота, мне никто не нужен. И в конце я прихожу к признанию реальной картины.

100%

ТО «Газгольдер»

— А записи разговоров между треками настоящие?

— Ну да, у тебя же вот в телефоне есть диктофон. Это началось с «Дома». Альбом был почти записан, нужны были скиты между треками, и я просто на тусовках включал диктофон, забывал выключить и из этих записей что-то нарезал. Дальше мы просто продолжили использовать этот прием. С нами опасно рядом ходить, мы всегда записываем (смеется

— После выхода «Уробороса» ты сказал, что уходишь из рэпа. Почему?

— Понимаешь, мне, в отличие от большинства наших рэперов, всегда было что сказать, но теперь я хочу делать это по-другому. Если бы я хотел продолжать понтоваться, я бы перепонтовал всех вообще. Я могу хоть с утра до вечера фоткаться с пачками денег.

— Раньше тебе это было надо?

— Ну да, это было прикольно. Рэп — это же как спорт! Но я не воспринимал понты, как просто понты. Когда ты говоришь «Все мои суки испанки, они говорят со мной со словарем» — это круто, это искусство (смеется).

— Что вообще значит «уйти из рэпа»? Он для тебя себя исчерпал как жанр?

-— Да нет, конечно, я ни капли не трогаю жанр, говорю только про размер куплета. Смысл я понесу такой же, свой. Просто слова станут лаконичней, ясней, возможно, где-то абстрактней. То есть мысль, которую я хочу выразить, будет уложена в восемь распевных строчек, а не в два куплета по шестнадцать. Если ты знаешь, что хочешь сказать и владеешь языком — твоя речь звучит лаконичнее.

Ты чувствуешь частью российского рэп-сообщества?

— Я себя чувствую частью «Газгольдера» и своего лейбла «Zorski». Частью какой-то общей движухи я себя никогда не ощущал. Наберется всего человек десять, с которыми я знаком.

— А чем русский рэп чем в твоем понимании отличается от американского?

— Русские рэперы до сих пор хотят быть рэперами, но никак не могут ими стать. Почему в России нет ни одного хип-хоп-клуба, в который люди приходили бы просто отдохнуть? Им это не родное. Или почему черные такие музыкальные? Потому что ты вылезаешь на улицу в три года и слышишь, как со всех сторон играет соул, фанк, все трясутся, танцуют, заводятся с полоборота.

А у нас с детства что? С одной стороны Шуфутинский, с другой Пугачева, с третьей — Орбакайте, Лолита, «Браво», зарубежная музыка девяностых, ABBA — черт знает что вообще. С другой стороны, русские продюсеры при советской власти были прогрессивными, смотрели на Запад, что-то придумывали. Они же слушали нормальную музыку — «Синяя птица» и прочие старые советские группы, это же тот же фанк, джаз.

Почему эти люди перестали ратовать за грамотную музыку — красивую, ритмичную?

Почему они перестали прививать культуру всем, кроме своих детей, которых отправляли учиться за границу? И вот ты в 18 лет — здоровым лбом — решаешь заняться рэпом — это нонсенс! Если ты поздно пришел, то сейчас надо отдать все свое время на наверстывание этой культурной и музыкальной пропасти. Да и если ты с детства впитывал то, что надо, то все равно надо держать и повышать этот уровень.

Но в 2009-м, когда мне было лет 18-19, все слушали Крипла, Смоки Мо и косили под них. А я слушал Рэдмена и Метод Мэна, Ракима — тех чуваков, которых слушали русские рэперы. Мне было совершенно ясно, что чтобы стать как они, надо и слушать не их, а тех, кого слушают они, это же элементарная логика.

Но, как правило, человек брал триста треков Крипла, слушал, потом записывал что-то в плохой микрофон и входил таким образом в рэп-культуру.

И в итоге мы сегодня получаем новых рэперов, которые с вот этой базой сразу лезут в рэп, похожий на американский, пытаются подражать — и получается понятно, как.

У меня же все было наоборот. Я всю жизнь разбирался в черной музыке, потом начал делать свою, а сейчас пришел сюда, сел вот в такую маленькую песочницу, сижу вот так (садится на корточки

) и думаю, а не пора ли мне домой идти, а то меня дела заждались (
смеется
).

— Есть же и еще одна проблема — разница языков. Русский язык отличается от английского — и фонетикой, и традициями.

— На самом деле, все просто. Черная уличная музыка это музыка на разговорном языке. И вот вопрос: зачем русские рэперы используют литературные формы, если эта музыка делается не для филологов, журналистов, я не знаю, политиков, а для людей. Для деревенщин, бомжей, бедных, богатых — не важно — для людей. Которые каждый день пишут с ошибками, ставят не там запятые, говорят «ихний» — что меня самого страшно раздражает. И с этими людьми надо говорить на их языке. А Хамиля со Змеем (участники группы «Каста» — «Газета.Ru») послушать — так у них какая-то русская сказка про «ды-ды-дым».

Написано все так, как будто читают чуваки, расписанные под хохлому.

Им самим это вообще нормально? Но люди уже привыкли, что с ними говорят на сложном языке, и простая речь ими воспринимается как сложная. Восприятие слушателей заранее отторгает из моей речи слова-паразиты, жаргонизмы и все прочее в таком духе. Мне прикольней, если речь чувака в майке-алкашке, который хочет зачитать про какую-то грязь, соответствует его виду. Конечно, любой музыке есть место, но когда в России она вся вот такая, это уже что-то не то. Это же рэп, а не конкурс чтецов.

— Слим (участник группы Centr — «Газета.Ru») говорил мне в интервью, что рэп никогда не будет так популярен в России, как в Америке, потому что у нас понимают только четыре четверти и шансон. У тебя музыка устроена куда сложнее, ты не боялся, что люди ее не поймут?

— Да как это можно не понять, это же музыка! Ну, то есть, зачем ее вообще понимать? Я слушаю — мне нравится, не нравится — не слушаю.

У меня в голове очень большая фонотека, я чувствую каноны и нахожу точки их соприкосновения. А петь по-русски можно под любую музыку, просто у нас все боятся экспериментировать.

Я никогда не боялся пробовать, поэтому у меня что-то и получается. А люди, которые берут на себя ответственность так говорить, видимо, считают, что уже предложили лучшее из возможного. Что они гуру, создавшие в России примеры [самого лучшего] хип-хопа, которые нельзя не заметить. Мол, мы уже все сделали, а народ не заметил. Мне кажется, тут дальше не о чем говорить.

— В интервью Ксении Собчак ты говорил, что на альбоме не будет песен про любовь, только социалка. Но у нас социалка — это звать на баррикады и бороться с режимом, а у тебя ничего подобного нет и в помине.

— Просто я из тех людей, которые не любят жаловаться, и всегда вижу, что проблемы большинства людей — это их собственные проблемы. Виноватых всегда можно найти — и они действительно есть, но тебе никто не мешает выкапывать себя из этого состояния.

Песня «Положение» о моих близких, знакомых, которые не хотят себе помогать. Они знают все нужные ответы, но продолжают себя обманывать изо дня в день. «Животные» — не обо мне и моих друзьях, а о тех конченых придурках, которые есть в любом районе и в любом городе. Это песня не столько оправдание, сколько объяснение того, как они стали такими. Я транслирую браваду людей, которые несутся по течению, пока их не завалят, которые так и не узнают, какой мир большой и интересный. Это песня о безнадеге, ее холодная трансляция.

— Хотя тебя самого как раз воспринимают именно таким человеком.

— Да! И я знал, что эта песня так и будет воспринята. Но для меня это и есть ирония. Вот это, а не какая-то [фигня], которую суют тебе под нос, с огромной табличкой «Ирония».

— Тебя вообще сильно расстраивает, что слушатели не всегда понимают, что ты хочешь сказать. Как бы ты хотел, чтобы тебя воспринимали?

— Да прямо надо воспринимать. Нет, у меня есть метафоры, но люди видят их не там, где они есть. Мне хочется, чтобы люди хватали то, что они поняли сразу, а остальное — не пытались. Потому что если ты сразу не понял, то значит ты это не проживал — не надо, ты не из таких людей, это нормально.

— Да, я читал в интернете разбор про то, что «33 суки», про которых ты поешь в «Вечеринке», это алфавит.

— Да конечно! А резинка это ластик. (Смеется) Я же Оксимирон — только про буквы и пишу. Буквоежка! (Читает) Ем буквы на завтрак — буквоежка! Надо такой трэп-бэнгер сделать с Васей (Вакуленко — «Газета.Ru»).

— В интервью Дудю ты говорил, что в ближайшее время собираешься убить в себе рок-звезду. Получилось?

— Ну да. Я говорил про того чувака, который появился на «Доме» — патлатый, худой Скриптонит, который выпивает четыреста виски вечером и поет какую-то [фигню] — «Это любовь», «Притон» (смеется

). Я шучу, конечно, но мне сейчас ближе те версии этих треков, которые мы играем на концертах. Сейчас я стал меньше пить, бросил курить сигареты, занялся спортом — минимально, для себя.

— Ты сейчас собираешься делать другую музыку, нет страха, что она не будет понята? У тебя вообще были случаи, когда ты не выпускал песню, потому что понимал, что она не будет воспринята слушателями?

— Нет. Когда выходил «Дом», моей любимой песней там была «100 поцелуев», но понятно было, что она пройдет мимо ушей, учитывая, что есть «Это любовь», «Притон» и «Танцуй сама». Достаточно простого анализа вкуса аудитории. «100 поцелуев» слишком борзая для песни о любви, слишком короткая для радиоформата, слишком грязная… В Европе, в Штатах ее бы оторвали в какую-нибудь рекламу, а здесь нет. Хотя она круче половины альбома.

— А то, что людей на концертах может стать меньше, не пугает?

— Да нет, конечно. Я в любом случае буду делать то, что я хочу. Я и рэп делал не для концертов. Просто мечтал уехать куда-нибудь и на продажах зарабатывать.

— Сейчас уехать не хочется?

— Отпало такое желание. Здесь я себя еще не нашел, но в Штаты больше не рвусь, как в детстве. Меня сформировали годы жизни в Казахстане, я оттуда, хотя и пока не знаю, где мне место. Дома хорошо, но там совсем нечего делать.

— После концерта Басты «Олимпийский» стал вехой для рэперов, хочешь там выступить?

— Да нет, зачем мне это надо, у меня и так отличные сборы. То есть если такое случится — хорошо, но убиваться ради этого я не буду. «Олимпийский» это не моя игра. И все равно кроме Васи ее никому не выиграть. Вася — чемпион, он искренний, большой народный артист, который всегда стремился им быть и стал заслуженно. Он уже Кобзон от рэпа. А мне-то это зачем? Пусть L’One или Оксимирон соревнуются.

— Ну и последний вопрос, который мог бы стать первым — нормальная ситуация для разговора про уробороса. Два года назад вышел твой первый альбом, в феврале ты готовишься собрать Stadium. Можешь как-то резюмировать, что с тобой произошло за это время?

— По работе или вообще?

— И так и так.

— О, это отличный вопрос, на который должны были себе сами ответить те, кто все это время доставал меня с вопросом про второй альбом. В 2016-м мы выпустили альбом Jillzay, потом EP «Open Season» — оба я продюсировал и сводил. Дальше — альбом 104хTruwer «Сафари» и мой «Праздник на улице 36». Итого четыре релиза, которые вышли без всякой подготовки и ожиданий. Что касается жизни, то про это я тебе могу очень долго рассказывать, за два года у меня произошло столько, сколько у людей, которые занимаются тем же, что и я, за десять не происходит…

Я приехал сюда работать и работал все это время.

Я ничего не ждал ни от Москвы, ни от аудитории, ни от рэп-сообщества. Ни от кого, кроме себя. Я просто делал свою работу, повышал свой уровень и делал все, чтобы никто не мог притеснить мои интересы. Я не видел отца два года, сына — около полугода. У меня нет ничего личного. Были одни отношения, которые ничем не увенчались. Потому что я никому не готов уступить место моей работы. Это понимает каждый близкий человек в моей жизни.

И я очень не люблю, когда новые знакомые начинают мне надоедать, не зная, что даже моя мама звонит мне не чаще, чем раз в две недели, потому что боится меня отвлечь. И я ждал того момента, в котором я нахожусь сейчас, чтобы стать чуть более свободным — снова — для своей работы.

«Свистки и бумажки»: Как Скриптонит на новом альбоме доказывает, что никому ничего не должен

Новый альбом «Свистки и бумажки» — рэпа тут больше нет

Скриптонит продолжает расслабляться — легкомысленность пластинки «Свистки и бумажки» началась со случайного выхода на Apple Music якобы из-за технической ошибки. На других стриминговых площадках альбома еще нет — может, это и эксклюзив, каким в свое время был «Уроборос».
Начинаешь слушать релиз и чувствуешь идейное продолжение «2004», умноженного на изрядную долю пофигизма, но с «человеческим лицом». Кажется, Адиль наконец-то радуется жизни (в своем стиле) и принял прошлое как позитивный опыт. Усталость от люкса здесь окончательно сменяется надеждой на светлое будущее. Он полон энергии и останется с нами еще надолго. «***** [без разницы], сколько мне лет. Мне кажется, я все еще ребенок — рамок нет», читает он в треке «Рамок нет». Что это, как не второе дыхание?

Энергия чувствуется и в музыке «Свистков и бумажек»: здесь есть и приятно мнущие мозг электронные паттерны, а местами проскакивает и альтернатива. Бит трека «Колеса 2» (ох уж эта слабость к сиквелам) как две капли воды похож на те, что Фантомас 2000 пишет для «Кровостока». Сэмплы пианино в треках «Прям с утра», «Кэс», «Маленькие ублюдки» и «Жить как я живу» заставляют ностальгировать по русскому хип-хопу 2000-х, а сами песни звучат как творчество Басты — пацанский рэпчик, приправленный деньгами. Местами читка Скриптонита начинает напоминать расхлябанный и пьяный стиль Хаски — из-за хрипотцы, интонационных акцентов и потока сознания.

Если на предыдущих альбомах Скриптонита смешение стилей объяснялось концептом, то на новом это просто баловство. Чем его можно объяснить? Возможно, Адилю понравилось быть культовым хип-хоп артистом — такие могут позволить себе играться с жанром. Ровно по той же причине он использует и ранее недопустимые англицизмы, учит жизни, как все тот же Баста, и кричит на фите с нежным дуэтом «Сестры» — девушками со своего лейбла Musica36. Единственная проблема — все еще скучно и дни проваливаются друг в друга под аккомпанемент алкоголя и травы.

Плох ли такой спуск по течению? Судя по «Свисткам и бумажкам», Адиль нашел в нем свой кайф, заняв позицию наблюдателя. Понять это можно по двум строчкам из песен «Рэп» и «Жить как я живу» — «я даже не в системе: ни клиент, ни заказчик, так, чисто, курильщик, рассказчик» и «но ни перстня, ни статуэтки не волнуют меня, я здесь тупо тренируюсь».

Главный посыл альбома раскрывается тоже в треке «Рэп», который объясняет нам, что жанр приказал долго жить. А поэтому можно развлекаться и жить спокойно:

«Рэп ****** [надоел], да и рэпа тут больше нет

Рэп перевернут — лежит на обочине

Рэп как пришёл, так отправлен почте

Никому не нужен»

После «Свистки и бумажки» можно подумать, будто Скриптонит сдулся, и пойти писать ему в комментариях: «Дед, пей таблетки». Та же история была с Хаски, который три года не мог выпустить альбом, разбивал компьютер с готовым материалом, устраивал собственные похороны, а потом выпустил «Хошхоног», когда все ждали от него гениальный материал.

Истина рядом — музыканты отрефлексировали свое творчество и начали делать то, что им нравится. А когда ты честен перед собой — получается хорошо. Остается только порадоваться за Скриптонита — ему лучше, чем когда-либо, и он не уйдет. Да и зачем, когда проживаешь свою жизнь: «Мне было 16, тогда дома я совсем перестал улыбаться, ведь совсем не знал, что прекрасно, прекрасное время, прекрасное время».

Оригинальный текст и слова песни Это любовь:

Припев: Я опять на районе потерял себя в одном из дворов. Ты опять мне трезвонишь, чтобы, знать, что я жив и здоров. Среди тех пацанов, барыг и быков, машин, мусоров. Я пообещал бросить дуть и пить, ведь это любовь.
Первый Куплет: Руки в петли, руки прямо, как узлы, руки на замок. Руки в петли, губы об твои губы, глаза в потолок. Я снова в дверях, руки в розь, прости, что валюсь, с ног. Я снова пообещал, все, что смог, ведь это любовь.

Шальной и темной ночью, каждый твой вдох. И каждый твой выдох, кричит об одном. Шальным, холодным утром — руки без слов. Кричат об одном — это любовь.

Ты опять в телефоне ищешь сообщение, шл*х, пока сплю. Тогда их находишь будишь, орешь, все нервы к нулю. Среди всех столов и полок посуды хол, я тебя ловлю. Ты снова прощаешь все, руки говорят — те-лю-лю.

Я опять с самолета в самолет, в поезда. Ты опять в переезде 5 часов, не устав. Я с дороги в дом, ты туда же, всё привычно — взлетаю. Ты опять оторвешь, не удержав — Я люблю.